Хлюпнув носом, я по-детски размазала слёзы по лицу.

– Ты – всё, что у меня осталось, – посмотрел на меня в упор. – Я боялся за тебя, – секундная заминка, и он признался: – Знаешь, какая была первая мысль? Отправить тебя за границу, – горько усмехнулся. – Потом передумал. Сдох бы от тоски. Решил, лучше запру тебя в комнате и приставлю охрану.

– Пап, прости… – прошептала сквозь слёзы и прижала ладонь к губам, чтобы не разреветься. Сердце рвалось на части от жалости.

– Страх – это такая дрянь, – он поморщился. – Ты ведь уже не та маленькая девочка, которая засыпала у меня на руках, пуская слюни на рубашку. Ты выросла. Стала самостоятельной. И я просто не имею права на тебя давить. Ты мне ничего не должна, дочка. Моя любовь к тебе, – он тяжело сглотнул, – к маме… – это навсегда. Запомни это. И вспоминай… – мужской кадык опять дёрнулся, – хоть иногда.

Я закивала, затем не выдержала и, закрыв лицо руками, затряслась от рыданий. А в следующую секунду мои плечи укрыли твёрдые ладони папы. Вслепую буквально прыгнула в его объятия, пряча мокрое лицо на мужской груди.

– Пап… прости меня… Прости… – содрогаясь от плача.

– Тише-тише, – поцеловал в макушку, слегка покачивая в своих руках, как в колыбели.

– Я услышала голос на улице… – обвила его руками. – И мне показалось, что это мама вернулась... А тут… эта Аня…

Какое-то время мы молчали: я слушала мерные удары сердца папы под щекой, а он ласково поглаживал меня по спине, голове.

Немного успокоившись, я рвано вздохнула и попросила:

– Пап, пообещай, что будешь искать маму. Пообещай, что не откажешься от поисков, пока не найдёшь её.

Мужские руки закаменели.

– Обещаю, – глухо ответил он.

– Пап…

– М-м-м…

– Прости меня, – задрала голову. – Я тебя не бросала, правда-правда. Я просто... просто хотела… – у меня никак не получалось подобрать правильные слова. – А хочешь, я вернусь? Вот прям сегодня! Сейчас сгоняю в квартиру, соберу вещи и вернусь домой! Хочешь?! – загорелась я этой идеей.

– Ты неисправима, Ростюш, – засмеялся папа, прижимая к себе. – Не торопись. Захочешь, вернёшься.

– Пап.

– М-м-м.

– Я напускала тебе слюней на рубашку…

______________________________________

[1] Фр. rocaille – скальный, от roc – скала, утёс. Главный элемент орнамента стиля рококо, напоминающий форму завитка раковины.

23. ⭐ Глава 12. Не делай добра – не поставят диагноз

Слава

Негромкий, уверенный стук в дверь заставил нас вздрогнуть и с удивлением переглянуться: уединившись за звуконепроницаемыми стенами кабинета, мы совсем позабыли, что в доме не одни. Папа вопросительно качнул головой, и я, слабо улыбнувшись, кивнула, понимая его без лишних слов.

– Войдите, – мы разомкнули объятия. Дверь распахнулась.

Встретившись с внимательным взглядом Бармалея, я вдруг смутилась, представляя, как сейчас выгляжу, с красными воспалёнными глазами и распухшим носом – глаз не оторвать. Украдкой утёрла сырость на щеках и обдула дыханием своё пылающее лицо.

– Уже уезжаете, Ростислав Романович? – догадался папа.

– Да, нам пора.

Кому это нам?! Встрепенувшись, прожгла эту борзоту гневным взглядом, всем своим видом выражая недовольство, а заодно намекая, куда ему давным-давно пора отправиться.

– Я вас провожу, – отчего-то усмехнулся папа, подхватывая меня под локоть, и мягко, но настойчиво подтолкнул к выходу. – В следующую субботу приём в честь дня рождения губернатора, – вполголоса проговорил он, наклонившись к моему уху. – Хочу, чтобы ты меня сопровождала.

Бармалей вышел из кабинета первым, мы следом за ним.

– Па-а-ап, – скривилась, пока он не видит. – Это обязательно? Ты же знаешь, какие у нас м-м-м… натянутые отношения с его кровиночкой.