Сердце сжалось при мысли, что все мертвы, произошел взрыв, например, газового баллона. Да, там нет баллона, но что помешает контролерам его создать?

Или Павлика вымарали из реальности, словно его и не было никогда? И из реальности, и из памяти близких. Он читал что-то подобное в фантастическом романе. Или то Павел читал?

Интересно, как контролеры это провернули? Все его кассеты исчезли, включая подаренные две, которые он не успел прослушать… Или проще привить Кате любовь к року, чтобы она восприняла его кассеты как свои.

Все бестолковые стишки и рисунки, начало нового романа – тоже исчезли. А дед? Он не только видел контролеров, но и стрелял в них! Его точно убили. Или стерли память? Пусть так, лишь бы все были живы!

А может, все было не так? Но как? Ответить можно, только вернувшись и посмотрев… Нет! Там его наверняка ждут, да и для близких это может быть опасно…

Размышляя, Павлик не заметил, как электричка прибыла на конечную. Толпа вынесла его на улицу, как волна — устрицу на раскаленный песок, и он бездумно поплелся в здание Курского вокзала мимо людей с тележками, жадных ментов, оттолкнул назойливую цыганку, но она увязалась следом:

— Стой, соколик! Всю правду расскажу! Боль на душе твоей сильная, потерю вижу. Стой! Больше скажу!

Стандартный набор фраз, хоть какая-то цели да достигнет. Нагнувшись, Павлик подхватил оброненную кем-то газету, завернул нож и ускорил шаг, вертя головой, разглядывая незнакомые здания, круглоглазые поезда, ожидающие пассажиров, залепленные объявлениями столбы, и ловил себя на мысли, что это сон, такого просто не может быть! Он не может разом все потерять! Он хочет домой – обнять маму, получить нагоняй от бабушки, почесать Мухтара, к лету теряющего шерсть клоками. А тут он – как сорванный лист: ни друзей, ни крыши над головой. Бомж как есть.

В кишащем людьми здании вокзала он втиснулся на сиденье между храпящим мужиком и старушкой с авоськами, сжал голову руками, смутно догадываясь, что ему нельзя возвращаться. Возможно, не стоило шутить со временем-пространством и играть всемирно известные песни, которые еще не написаны. Или не в песнях дело, а в нем самом?

Он опасен для этого мира, и разрушает все, до чего дотронется. Ему никогда не вернуться домой. Картинка перед глазами расплылась, и на светлой ткани джинсов расползлись две… три… четыре темные точки. Слезы катились градом, растворяли здравый смысл, словно он был сахаром... Нет, скорее – солью. О, если бы Павлик мог, то отдал бы все, включая способности, за право вернуться, и чтобы его не трогали! О, если бы он знал, к чему приведет его желание быть особенным! А так – жизнь бессмысленна…

А потом в голове будто бы прозвучал голос Павла: «А ну живо взял себя в руки! Ты посмотри, Каренина нашлась, под поезд прыгать собрался! Встань! Если надо драться – дерись, будут бить – побежишь. Неужели ты вот так просто сдашься? Не выяснив, зачем ты здесь и кто тебя вернул из прошлого? Не узнав, можно ли остановить ледник, который уже начал движение? Посмотри на происходящее шире! Ищи ответы, ты не один такой. Я верю в тебя!»

Павлик злым жестом размазал слезы. Нужно прокачиваться. Тогда, возможно, он поднимется выше и завоюет право вернуться домой.

Но как прокачиваться? Он запрокинул голову и протяжно застонал, поймал удивленный взгляд старушки и уставился на сцепленные пальцы. Павел, ау! Что делать? У меня нет даже крыши над головой, паспорт по возрасту не положен. Я бомж и не имею права общаться с близкими, с тем же Егором. Я не знаю, что случилось с родными, и тревога за них меня сжирает. Где искать ответы, тоже не знаю. Что бы ты посоветовал?