На удивление, пребывая в приподнятом расположении духа, пока копалась в нарядах, я тихо напевала себе песенку под нос. Чуть грустную, но душевную и совсем не похожую на те заунывные рулады, что лились на моей свадьбе.
Выбрав самый непышный и практически полностью закрытый наряд из невероятно мягкой шерсти тёмно-серого цвета, не задумавшись о чужой помощи, не без труда разделась, после чего быстро облачилась сначала в бельё, а потом и в платье. Перед выходом из гардеробной расчесав волосы, заплела их в косу меньше чем на половину длины. Получившуюся незамысловатую прическу перетянула найденной лентой и уже после этого отправилась осматривать свою тюрьму.
Поместье, а это оказалось именно оно, было довольно большим. Весь второй этаж, на нём я и находилась всё это время, занимали спальни, несколько комнат вроде кабинетов и большая библиотека. Всю скудную мебель покрывал неплохой слой пыли, сора и ещё не пойми чего, а бесконечные сквозняки то и дело беспокоили заросли паутины, чьё обилие громко кричало о заброшенном состоянии моего дома. Мило, что тут скажешь.
Так же обнаружилась пара лестниц на третий этаж, он же крыша с двумя достаточно просторными башнями, в которых явно были лаборатория и комната астронома. Всё это так же кричало о запустении, требуя своими щербатыми стенами ремонта. И как можно скорее.
На первом этаже расположились: приёмный кабинет недалеко от, на удивление просторного входа, большой и малые залы, столовая и кухня, в которой мне, наконец, удалось обнаружить слуг. До этого момента я уже начала подозревать, что меня обманули, оставив здесь в полном одиночестве.
Как оказалось, обуть мягкие туфли без каблука было хорошей идеей. Мои тихие шаги позволили бесшумно приблизиться к единственному очагу жизни в поместье и услышать очень занятный, но ни разу не приятный разговор:
– Как думаете, если я не пойду будить нашу госпожу, она вообще выйдет из комнаты? Благородные они ж такие, аки дети малые – сами ничего не способные сделать, – молодой женский голос, явно говорил с издёвкой, даже слово госпожа прозвучало как оскорбление.
– Риша! Нельзя так отзываться о хозяевах, – строго сказал грубый мужской голос, а потом со смешком добавил: – Но ты не спеши идти. Мне тоже любопытно, так ли наша хозяйка капризна, как о ней говорят.
Мужчина пренебрежительно хмыкнул в конце фразы, и я поняла, что, по крайней мере, с двумя из слуг наладить отношения не удастся.
– Хорошо благородным девам, – брюзжаще включился в разговор третий явно женский голос. – Гуляла направо и налево, козни строила, но всё же замуж вышла за лорда, да и не простого, а за самого герцога! Жить ей теперь в достатке, в большом доме, а не на паперти с протянутой рукой стоять. Будь на её месте обычная селянка, остригли бы публично, да в храм сослали. А тут цаца! Тьфу!
Минус ещё один предполагаемый союзник.
– А мне очень жалко хозяина, – вздохнул четвёртый голос, принадлежащий определенно молодому мужчине, – жена досталась хоть и красоты неописуемой, но на ней же даже пробу негде ставить! А характер? Характер так вообще кошмар.… Слыхали, как она дочь купца со свету сжила? А всё потому, что та тож была красоты невиданной и на неё сам император заглядывался.
На кухне захмыкали, а затем более зрелая женщина, предположительно кухарка, выдала:
– Говорят: она та еще стервь. Лютует по-чёрному, но как только пред ней император, так всё! Девка плывет, слова сказать не может и стелется пред ним аки коврик!
– Полюбовник? – жарко спросила девушка, наверняка обязанная выполнять роль горничной.