Слова из меня летели как разъярённые пчёлы, а я стояла с идеально ровной спиной и пыталась не выказать удивления. Это куда меня так понесло? Откуда только взялась эта язвительная натура с королевским самомнением?

Было так некомфортно ощущать себя капризной госпожой, но любуясь вытянутыми лицами женщин, я чувствовала удовлетворение. Они ведь уже решили, что им устроят им веселую жизнь. Так зачем разочаровывать зрителей?

– Просим прощения, госпожа! Мы решили вас не беспокоить, ведь вчера был такой тяжелый день, – как можно более почтительно ответила повариха, неуклюже поклонившись.

Горничная же, резко вскочив со стула, стояла как в стазисе, медленно покрываясь пятнами до тех пор, пока женщина, не цыкнув себе под нос, бочком не добралась до неё и не заставила в пояс поклониться. Кухарке пришлось с силой дёрнуть девушку за тёмную косу, чтобы та, наконец, отмерла.

Смерив эту парочку убийственным взглядом, процедила сквозь зубы:

– На первый раз прощаю. Чтобы более таких инцидентов не было, иначе уволю без выходного пособия. А теперь живо привести покои в надлежащий вид и через двадцать минут подать завтрак в обеденный зал. Приступайте.

Нужный эффект был произведён, однако душа требовала закрепить результат и только поэтому приблизившись к одному из узких столов с посудой, я, неотрывно глядя на насторожившихся женщин,… опрокинула на пол стопку тарелок. Те послушно встретились с твёрдой поверхностью и разлетелись вдребезги.

– И приберитесь здесь, – снисходительно бросив напоследок, ощутила, как меня буквально разрывает от противоречивых чувств.

«Так им и надо!» – промелькнула злорадная мысль и тут же за ней пронеслась вторая более спокойная: – «Эх, жалко посуду. Она денег немалых стоила, да и, судя по изящному рисунку по канту, мастер в неё душу вкладывал».

Кухарка и горничная скрипнув зубами, лишь глубже поклонились, пока моё наигранное величество гордо удалялось под треск дров в печах и натуральный запах жареного. Точнее подгоревшего. Похоже, моя отповедь отвлекла повариху достаточно, чтобы первая порция булочек превратилась в угольки.

Громко сетуя на ленивых слуг, я прошла по короткому коридору к столовой, чтобы почти сразу тихонько вернуться и снова подслушать. Не переставая про себя поражаться своей манере речи и заскокам поведения, я без удивления выслушала нелицеприятные эпитеты в свой адрес. В основном от горничной. Но, наверное, завернула я знатно, раз даже куда более опытная и зрелая кухарка отвесила парочку.

Хмыкнув про себя, решила потом ещё немного повоспитывать этих дам. Всё равно союзниками их не сделать, так хоть душу отведу. Точнее ту непонятную её тёмную часть, что нашептывала мне разбить тарелки не об пол, а о головы наглой прислуги.

Содрогаясь от собственной жестокости, я решила прогуляться по территории поместья, чтобы развеять непонятно откуда взявшиеся кровожадные мысли. Аппетит нагуливать не надо было, он присутствовал и так, но слишком уж интересно посмотреть со стороны, куда меня упрятал навязанный муж.

Оказавшись в холле уже освещённом редкими свечами, я хмыкнула. Видимо дворецкий, мужчина с воинской выправкой, в видавшей виды ливрее и почти лысой головой тоже не гнушался подслушиванием. Вдохновившись моей ролью злобной аристократки, он поспешил исполнить свою работу.

Раскланявшись, мужчина представился Вильсом и предложил прогуляться перед завтраком на свежем воздухе. На его локте уже висела тёплая накидка подбитая мехом, так что, воспользовавшись удачным стечением обстоятельств, я с холодной благосклонностью приняла предложение. Набросив на мои плечи накидку, Вильс расторопно принёс мне тёплые полусапожки с широким голенищем. Такие надеть можно было без посторонней помощи, хоть по резко ставшим маслянистым глазам дворецкого стало ясно: он не был бы против обуть меня лично.