– ЧТО?! – вскричал дядя Изя, вскочил – и пошло-поехало.

У него был колоссальный прилив энергии, и все очень боялись, что он убьет друга, убьет жену, убьет тещу, убьет детей, убьет внуков, а сам после всего этого повесится, но Изя, побушевав час-другой, на все наплевал и, тьфу-тьфу-тьфу, зажил припеваючи. Вот такое чудесное исцеление. Он просыпается с восходом солнца, гуляет в Ботаническом саду, обнимает дубы и березы, нюхает цветы, любуется облаками, зимой собирается кататься на лыжах, а своим обидчикам, сколько раз их увидит – столько раз презрительно говорит:

– Вы все против меня инфузории-туфельки!

И вот когда Топперы уже были в сборе, смирил-таки гордыню и пришел сам царь Соломон, хозяин преисподней, с тем, чтобы вынести окончательный вердикт. Народ расступился, конечно, а он – с царственной своею осанкой – встал посредине комнаты, распространяя запах тибетских благовоний, – так, я теперь понимаю, пах в свое время «Тройной одеколон».

Тут из платяного шкафа, как все равно из чрева кита, вышел мой голый папа Миша, вынул меня из пеленок, положил на ковер и лег со мной рядом, прикрыв глаза.

Сначала никто не понял, что́ Миша этим хочет сказать, и вдруг все ахнули, поскольку мы с Мишей были усыпаны родинками и веснушками, причем абсолютно в одних и тех же местах. Как две карты звездного неба северного полушария.

Все онемели от этого поразительного сходства, и в наступившей тишине, глядя на нас с папой, распростертых перед ним, дедушка Соля произнес свою – ни к селу ни к городу – историческую фразу.

– Брови намечаются широченные!.. – сказал Соля, и моя участь была решена.

Тут все Топперы стали задирать рубашки, поснимали брюки:

– И у меня тоже родинка в этом месте!..

– И у меня в этом!..

– Ой! И у тебя эта родинка есть?

– Левая подмышка?

– Есть!!!

– А между безымянным и мизинцем?

– Есть!!!

– А около пупка справа???

– Есть такое дело!!! – закричал муж тети Лизы Патрик, спустив трусы.

Ну, тут и его со мной вместе, заодно, неожиданно раздобрившись, приняли Топперы в свой неприступный клан.

Потом стали обниматься и танцевать, протанцевали до самой ночи. Потом посмотрели на небо, и им показалось, что звезды на небе расположены точь-в-точь, как родинки на теле Топперов. Это подтвердило их подозрения насчет того, что небо – тоже Топпер, их бессмертный и вечный родственник, который родил их и послал на Землю, чтоб они продолжали дело своего великого праотца.

Соля умер раннею весной, не дожив трех лет до своего сташестидесятилетия – события, которое Топперы Земли собирались праздновать на широкую ногу. Умер Соля в больнице старых большевиков – ископаемый марксист, ворошиловский стрелок, стойкий искровец, последний из могикан. В тот день дул очень сильный ветер. Но теплый уже, весенний, побежали ручьи, хотя снег еще лежал на земле, и все кругом было черно-белым от берез и проталин.

Перед тем как уйти в больницу, откуда, он знал, ему уже не вернуться, всем внучкам он послал букет чайных роз, зятьям – по авоське огурцов, а всем правнукам – заводную железную дорогу.

Восьмого марта он позвонил невесткам, поздравил с женским днем.

– Я тут ухаживаю за медсестрами, – шутил Соля. – Предпочтение тем, у кого партстажа больше!

Солю хоронили пышно, многие плакали. Он лежал в гробу весь в цветах, в новеньком, с иголочки, костюме. Этот костюм Соля давно купил, но почему-то не надевал, жалел. Зато никак не могли подобрать приличествующее случаю белье – в Солином шкафу вообще не оказалось темных трусов. Все – то в ромашку, то в одуванчик…