Дело получило широкую огласку. Скрываясь от правосудия, Моисей подался в Египет и восемь лет провел в склепе. Потом его видели в пустыне с горсткой весьма подозрительных личностей еврейской национальности. Он шагал, опираясь на посох, в сандалиях на босу ногу по раскаленному песку, желтый, высохший, едва живой, изнывая от жажды. Все искал какую-то Обетованную Землю.
Слухи насчет Моисея не были проверены, однако дедушку Солю по этому поводу не раз вызывали в ГПУ и на всякий случай исключили из партии. Напрасно дедушка Соля тряс там своей медалью за храбрость, проявленную при совании дула в рот брату Савенкова, напрасно умолял ясноглазого ГПУшника не верить злым наветам, но послать запрос в Египет и навести справки насчет его без вести пропавшего отца! И уж совсем напрасно на повышенных тонах и в недозволенных выражениях в конце концов заявил, что они, Топперы, еще не посрамили Земли Русской, а если вдруг случайно посрамили, то сын за отца не ответчик.
Сотрудник ГПУ по фамилии Молибога – «И.Г. Мо-либога» было написано у него на двери, – велел дедушке Соле положить на стол партбилет.
Соля плакал, когда его клал Молибоге на стол, а дома хотел застрелиться. Вынул из комода свой парабеллум – врученный самим товарищем Ворошиловым! – взвел курок и приблизил к виску.
Но тут в комнату вбежала Эмма.
– Ни здрасьте вам, – дедушка Соля потом возмущался, – ни до свидания, ни «Соленька, брось парабеллум, это не игрушка!» – нет! Прямо с порога: «Соля! Убей меня! Я всю зарплату потратила на антикварную пепельницу!» Ну посудите сами! – до глубокой старости восклицал Соля (а прожил он сто пятьдесят семь лет), когда рассказывал нам в сотый раз эту леденящую кровь историю, – мог ли я распрощаться с жизнью, не учинив Эмме славную головомойку?!
– Эмма, Эмма, – вскричал он тогда, швырнув на кровать парабеллум. – Как можно ветер иметь в голове в такой сложный исторический момент? Тебе же ни до кого нету дела! Что будет с Хоней, Джованни, Лизой, какая злосчастная судьба ожидает Боба, Изю и Диану, если, не дай бог, со мной что-нибудь случится? Что они будут делать, Эмма, в этой проклятой жизни с твоей пепельницей, ведь у нас в семье, тьфу-тьфу-тьфу! никогда никто не курил, а есть постоянно хотят все и каждый!
Разлучившись с партбилетом, Соля сделал все, чтобы не расстаться с парабеллумом. Когда ему велели сдать оружие, он наотрез отказался, ибо поклялся страшной клятвой самому товарищу Ворошилову, что лишь в неравной схватке у него сможет отнять парабеллум враг народа.
Соле намекнули, чтоб он не разводил демагогию и отдал пистолет по-хорошему. А то будет хуже. «Подумаю», – сказал Соля. Как только за его гонителями закрылась дверь, он вышел в огород и закопал парабеллум под кустом картофеля.
На следующий день приехал сам И.Г. Молибога с ордером на арест, но Соле так повезло – он часом раньше был арестован местными властями за взяточничество.
– Меня бы обязательно посадили, – гордо говорил потом Соля, – если бы я уже в это время не сидел!
– А где оружие? – спросил И.Г. Молибога.
– Ищите! – ответила тетя Эмма.
Те всё перевернули вверх дном, но Солиного парабеллума не нашли.
А впрочем, Соля до того надежно припрятал свой парабеллум и так старательно замаскировал, что, как только опасность миновала, сам его тоже не нашел.
Соля плакал, перекапывая весь огород, рыл под каждым кустом картофеля и просил древних богов, чтобы они превратили его пальцы в глаза.
– Если я потерял парабеллум – застрелюсь! – кричал Соля. – Не вынесу позора!
– Да плюнь ты на этот парабеллум! – сказала ему тетя Эмма.