Развернувшись, я метнулась в угол, туда, где виднелась неприметная дверь, по всем параметрам ведущая в санитарный блок. Непослушными пальцами схватилась за ручку, и через мгновение влетела внутрь, сразу же захлопывая за собой дверь и блокируя ее.
Ноги не держали. Я осела на холодный металлический пол и зажала себе рот ладонью. Из груди рвались рыдания, из глаз уже давно текли соленые реки, но я не хотела, чтобы об этом узнал Телониус. Не нужно ему знать, что у меня на него ломка, он не виноват в том, что слишком чистоплотен, чтобы связываться с неразборчивыми в связях вергарками. Впервые в жизни я от души прокляла свою расовую принадлежность.
Наверное, это нелепо, но сидя на полу санблока и давясь угрожающей задушить меня в своих объятиях истерикой, я продолжала надеяться на то, что Телониус передумает. Постучит в дверь, извинится, попросит выйти. И воскресит возникшее между нами волшебство. Скорее всего, именно по этой причине я и зажимала себе рот ладонью. Чтобы услышать его тихие слова. Его зов. Но время шло, а в каюте было тихо. И с каждой секундой усиливалась уверенность, что сиренит, что бы он там ни говорил, с вергаркой связываться не желает. И вот тогда меня окончательно накрыло.
6. Глава 5
Наверное, я заснула, обессилев от слез и отчаяния. Прямо там, на холодном полу санитарного блока. А может, просто отключилась, не знаю. Но пришла в себя спустя какое-то время от жуткого холода и боли в онемевшем от неудобной позы теле.
Глаза открываться отказывались. А когда я все-таки продрала веки, мне показалось, что под них кто-то насыпал мне битого стекла вперемешку с песком. От болезненных ощущений снова потекли слезы.
Оцепеневшее тело не слушалось, от восстановившегося кровотока в застывших конечностях будто раскаленные муравьи под кожей маршировали. Закусив губу, чтобы даже не пискнуть от боли, я неуклюже, цепляясь за компактную сантехнику и стены, поднялась на ноги. Постояла, покачиваясь, пока не восстановилась окончательно чувствительность и возможность управлять своим телом. А потом содрала с себя осточертевший комбинезон и полезла в душевую кабинку. Пусть здесь душ был волновой, а я предпочла бы сейчас поплескаться в настоящей водичке, все равно процедура принесла облегчение и ощущение чистоты.
Перед тем как влезть в душевую кабинку, я засунула комбинезон и белье в компактный волновой очиститель и скрипнула зубами. Другой одежды у меня не было. Все вещи остались в брошенном номере отеля. Так что ходить в одном и том же мне еще долго. До конца перелета точно. А может, и дольше. Однако меня поджидал сюрприз.
Цикл глубокой очистки длился гораздо дольше, чем я принимала душ. Поэтому, в ожидании пока очиститель отдаст мне мои вещи, я вышла в каюту, кое-как прикрыв стратегические места куцым казенным полотенцем. Не то чтобы я стеснялась или опасалась застать в каюте постороннего, скорее, просто опасалась замерзнуть. На корабле температура воздуха была несколько ниже, чем я привыкла.
От скуки я прошлась по каюте, бездумно касаясь стола, неудобной спинки пластиковых стульев, узкой кровати, застеленной безлико-серым одеялом из грубой, царапающей мне кожу шерсти. А потом приоткрыла створку встроенного в стену шкафа и замерла.
Это не был обыкновенный платяной шкаф, как я привыкла. С одной стороны, с которой я приоткрыла створку, узкий пенал с полками был до отказа забит вакуумными упаковками с какой-то одеждой. Не беря упаковки в руки и не раскрывая их, сложно было судить о содержимом. Но это и не имело значения. Ибо вторая половина шкафа представляла собой консоль управления непонятно чем. Я оторопело уставилась на нее. Даже у меня на работе не было столь сложных электронных узлов. С ходу я опознала только маленькую панель для заказа еды и всего необходимого в каюту. Но здесь еще присутствовало что-то вроде терминала с довольно большим дисплеем, и консоль, похожая на ту, с которой я распределяла грузы. Отсюда можно управлять кораблем, что ли?