— Постарайся не подавать виду, что тебе страшно, — посоветовал он, за руку подвоя меня к лифту. На подземной стоянке было пусто. В наше время мало кто использовал наземный транспорт. Так что лифт мы ожидали в одиночестве. — И не верти головой, — добавил сиренит. — Если слетит капюшон или ты слишком высоко поднимешь голову, твое лицо сразу же попадет на камеры. Угадай, что случится тогда?

Я вздохнула. Мгновения, пока прибыл лифт и пока поднимались наверх, показались мне вечностью. Но еще хуже стало, когда мы вышли из кабины в коридор.

Мне сразу же показалось, что в меня впились миллионы глаз, хотя на самом деле мы попали в поле зрения не более, чем двух камер, пока шли по длинному и пустому коридору. Этаж был общий, с кучей дверей, ведущих в бюджетные номера, но их обитатели не торопились их покидать. Так что, когда сиренит остановился у одной из дверей и, игнорируя кнопку электронного привратника, с силой грохнул по ней кулаком, я вздрогнула. И невольно прижалась к нему всем телом. Впрочем, пока опасности не было никакой. А спустя мгновение меня уже вталкивали в гостеприимно приоткрытую дверь.

Хозяин номера, щуплый, словно засушенный, вергарец смотрел на меня во все глаза. Как на чудо. Так, что стоящий за моей спиной сиренит сердито прошипел:

— Чего уставился? Или не знаешь, кто перед тобой?

Вергарец дернулся. Будто ему подзатыльник влепили. И замотал головой:

— Извини. Знаю, конечно же. Просто неожиданно… Проходите…

Сиренит шагнул вперед, крепко ухватив меня за запястье и таща на буксире за собой:

— Все внезапно пошло совсем не по плану, и нам оказалось некуда идти. Девочке нужно пересидеть какое-то время, пока Хануон не подготовит отход. — И совсем другим, почти просительным тоном без перехода: — У тебя есть что пожевать?

Хозяин номера сразу засуетился:

— Пицца есть… Я что-то пристрастился к этому земному блюду… Можно что-то в номер заказать… — Он вопросительно посмотрел на моего сиренита. Но компаньон покачал головой:

— Не сейчас. В отеле снова эсбэшники. Не стоит рисковать и привлекать к себе внимание.

— Ой, да ладно! — Вергарец вдруг развеселился. — Мне можно! Я же богема, творческая личность! Я и посреди ночи как-то делал заказ! Никто и глазом не моргнет…

— Ненормальный, — устало покачал головой мой сиренит. — Тебе какое задание давали?

— Проследить, не привлекая к себе внимания, — послушно ответил вергарец. И сразу же возмутился: — Послушай, Нис, вы мне какую легенду состряпали? Писатель скандальных романов? А какие скандалы, если сидеть тихо, как шхан? Да, я разбросал по столу свои якобы материалы к книге. Чтобы, если горничная полюбопытствует, было в чем покопаться. Но этого мало, понимаешь? Должен быть драйв, эпатаж…

— Если сюда нагрянут представители имперской безопасности, — хмуро прервал пламенную речь мой сиренит, — я тебя задушу собственными руками. Понял? Будет тебе эпатаж, если окажется, что девочке больше негде спрятаться…

Слова моего компаньона тяжело падали в пустоту. Будто камни на крышку гроба. Вергарец побледнел и поежился под пронизывающим золотым взглядом, сразу делаясь меньше и как бы незаметней. Мне даже стало его как-то жалко. Стремясь разрядить ситуацию, я с наигранным энтузиазмом, отточенным годами работы в почтовой службе, прощебетала:

— Я бы тоже с удовольствием попробовала эту пиццу! Что это?

Еще секунд десять сиренит прожигал вергарца золотым пламенем глаз. А потом нехотя отвернулся и посмотрел на меня:

— Это такой тонкий пирог с начинкой. Некоторым он очень нравится.

И все. Больше ни звука от него я не услышала. Сиренит молча развернулся и вышел на балкон, плотно закрыв за собою стеклянную дверь. Я растерянно наблюдала, как он, не снимая с головы капюшона, положил на ограждение руки. Потом поверх рук легла и его голова.