К а т р и н а. Да, это, конечно, чистое безумие. Но все же…

Из гостиной входит П е т р а.

К а т р и н а. Ты уже вернулась из школы?

П е т р а. Да. Меня уволили.

К а т р и н а. Уволили?!

Д о к т о р С т о к м а н. И тебя!

П е т р а. Госпожа Бюск уволила меня, и я решила, что лучше уйти сразу.

Д о к т о р С т о к м а н. Ты права, черт возьми!

К а т р и н а. Кто бы мог подумать, что госпожа Бюск окажется таким скверным человеком!

П е т р а. Что ты, мама, госпожу Бюск никак нельзя назвать скверным человеком. Я видела, что ей самой было очень тяжело. Но она боится и не смеет поступить иначе, так что я уволена.

Д о к т о р С т о к м а н (смеется и потирает руки). И эта тоже боится и не смеет поступить иначе. Какая прелесть!

К а т р и н а. Ну, после гнусного вчерашнего спектакля…

П е т р а. Им дело не ограничилось. Папа, ты удивишься!

Д о к т о р С т о к м а н. Что случилось?

П е т р а. Госпожа Бюск показала мне письма, три, не меньше, которые она получила за утро.

Д о к т о р С т о к м а н. Без подписи, естественно?

П е т р а. Да.

Д о к т о р С т о к м а н. Потому что они даже имя свое назвать – и то не осмеливаются, Катрина!

П е т р а. И в двух письмах сообщалось, что господин, постоянно у нас бывающий, рассказывал вчера вечером в клубе, что во многих вопросах я держусь недопустимо свободных взглядов.

Д о к т о р С т о к м а н. И ты, конечно же, не стала открещиваться?

П е т р а. Не стала, как ты понимаешь. Госпожа Бюск и сама, когда мы беседуем вдвоем, держится свободных взглядов, но коль скоро о моем вольнодумстве трезвонит весь город, она не рискует оставить меня в школе.