* * *

Перед выходом я долго перебирал маски: какую бы надеть сегодня?

В итоге взял с грустными глазами и идиотской улыбкой, чтобы сильно не выделяться в метро. Вдруг сегодня повезет, встречу женщину. Правда, настоящие женщины в метро не ездят. Они там мучаются. Я представил, как подойду к ней и скажу: «Здравствуйте, настоящая женщина!» А она мне ответит из-под своей маски застенчивости: «Здравствуйте, мужчина! Вы действительно настоящий?»

– Да, самый что ни на есть, можете потрогать.

– А где трогать? – скромно спросит она.

– Там, – отвечу я.

– Оо. Там действительно что-то есть, и много. Я даже не думала, что так повезет сегодня.

– Может быть, я ваш счастливый билет?

– В таком случае, я вас съем. Только маску придется поменять. Знала бы, надела другую.

– Будь на вас другая маска, вряд ли бы я подошел.

– Тоже верно. Раньше я носила с собой несколько. Очень удобно. Но такой у меня, кажется, и нету. Надо будет купить.

– Хотите, я вам подарю?

– Вы нормальный? У вас-то откуда?

– Не беспокойтесь, подруга одна оставила.

– Подруга? Какая еще подруга?

Никогда не рассказывай женщине о других женщинах, если рассчитываешь на близость. С этой мыслью я окунулся в прохладную струю ветра и пошел вдоль пялящихся на мой силуэт домов. Чем ближе к набережной, тем больше город напоминал затопленную квартиру, по которой плавает всякая рухлядь из дерева… или то, что обычно не тонет. Именно поэтому мне страстно захотелось скинуть сегодня все маски и утонуть в любви, радости и разврате.

* * *

– Похоже, ты все знаешь про Венецию, – вернулся из ванной уже чистенький Павел.

– Нет, что ты. Просто я люблю красивые города. В них всегда есть чем поживиться: будь то молотые кафе, ветреные набережные или реки людей, по которым можно плыть в лодке симпатии от одного островка к другому, пока не причалишь или лодка не прохудится.

– А как же природа: леса и поля? В полях тоже есть свое очарование: выпустишь взгляд пастись до самого горизонта, и дои потом молоко воспоминаний хоть вечность.

– А если оно прокиснет?

– Сделай из него сметану или масло, чтобы хватило на всю жизнь, айда намазывай, когда грустно.

Фортуна усмехнулась и снова открыла книгу на случайной странице. Лицо ее вспыхнуло.

* * *

– Как можно объяснить языком то, что чувствуешь?

– Целуя.

– Твое чувство так сильно ослепляет, что за этим блеском я не могу понять, люблю ли я тебя, – стояла Лучана рядом с аквариумом в одной тонкой рубашке, сквозь которую на меня глядели ее удивленные соски. – И чем больше я на тебя смотрю, тем больше убеждаюсь, что мне необходимо всегда видеть твое лицо. Почему я вижу его так редко?

– Потому что оно в маске. Впрочем, как и твое.

– Может быть, им тоже надо маски купить? – включила подсветку аквариума Лучана.

– Рыбы-дайверы? Не сходи с ума, Лучана. Хватит с них того, что они немые. Поздно уже, давай спать.

– Подожди, сначала угадай, что я хочу тебе сказать, – подошла она к кровати, в которой я давно уже ждал ее.

– Спокойной ночи?

– Возлюби ближнего! Дай мне напиться тобой за ночь!

– Пусть даже с утра постель пуста, сушняк, и не с кем поделиться счастьем?

– Пусть. В этой жизни мне для общения хватило бы трех слов.

– Пей до дна! – выпалил я, не дожидаясь продолжения.

– Я тебя люблю.

– Тогда мне двух: я тоже. Все остальное время мы могли бы посвятить Его Величеству Сексу.

– Нет, не все. Иногда мы будем потягивать искренность, словно коньяк, и дело даже не в вечере, что вытащил из-за пазухи луну и пытается загнать ее как можно дороже, не в моем состоянии, не в твоем понимании. Просто дело всей жизни.