– Если говорить о планах, то у каждой женщины он свой: одним обязательно надо любить, остальным достаточно быть любимыми, некоторым же подавай и того и другого. Но именно с появлением другого и начинается все самое внеплановое.

– Как же тебя угораздило замуж выйти?

– Хотела отомстить одному.

– Отомстила?

– Да, причем сразу обоим. И себе в том числе.

– Мстить себе, наверное, особенно приятно.

– Ты не знаешь, как трудно любить человека только за то, что он твой муж.

– Ну ты же живешь так, значит, тебя все устраивает.

– Ты даже не представляешь, как мне неудобно. Будто обстоятельства стеснили меня и поставили в такую неудобную позу, из которой я не могу никак выйти, разве что из себя.

– Бедный твой муж, как можно было сделать столько ошибок в одном предложении?

– К счастью, он богат.

– Ты считаешь, экономика имеет какое-то отношение к счастью?

– Это он считает, а я трачу. И чем несчастнее женщина, тем больше хочется ей тратить.

– То есть, если женщина зачастила на шоппинг, значит, она глубоко несчастна?

– Да, однако виду не подает. И магазины отчасти в этом ей помогают до поры до времени.

– До какой поры?

– Когда наступает межсезонье и хочется прижаться к кому-то и спрятаться от навязчивых сквозняков депрессий.

– Герои вашего фильма мне показались куда счастливее нас, – глотнула новую порцию дыма Фортуна.

– Ну нет, история не настолько счастливая, как может показаться с первого взгляда.

– Да? Если говорить о моем взгляде, то Венеция – красивая жемчужина в оправе моря.

– Это для нас, потому что мы спешим туда, как на праздник. А для тех, кто там живет, это обычный город, в котором им суждено было вынырнуть на свет, чтобы впервые глотнуть воздух, потом молоко, кофе, дым, – показал Павел свою окурок и запустил его в темноту, – вино, губы…

– Выйти на свет, чтобы надеть маски, – не удержалась Фортуна и тоже запустила огарок в космос. – Я где-то читала, что жители Венеции носили их постоянно, меняя в зависимости от обстоятельств. Так как город был небольшой, маски позволяли флиртовать, гулять, изменять, жить в облике загадочных незнакомок и незнакомцев, – развернулась она с намерением вернуться обратно в комнату, в тепло.

– Перестань читать мысли, – продолжал Павел разглядывать звезды.

– Это мое хобби, когда нет под руками книги. Кстати, этому фильму наверняка тоже предшествовал какой-нибудь роман? – отвечала она уже из кухни.

– Да, есть книга, сейчас я тебе принесу, – прошел с балкона сквозь кухню Павел, оставив Фортуну одну, и утонул в коридоре.

Сначала она разглядывала обои, на которых золотые рыбки пытались подплыть друг к другу. Они улыбались, однако волею художника или судьбы, если у рыб таковая имеется, им не суждена была эта близость. Потом достала из сумочки зеркало, высмотрела там себя, полюбовалась и убрала его обратно. Этого ей показалось мало, какие-то непонятные инстинкты заставили подняться, найти губку и смести со стола крошки хлеба, вытряхнув их в раковину. Две чашки, скучавшие там, тут же были вымыты ею. «Зачем?» – спросила себя после Фортуна. «Буду считать, что от чистого сердца», – ответила она себе и вздрогнула, увидев рядом черного мужчину в каске, который протянул ей книгу:

– Теперь похож?

– Жуть, ты меня напугал, – приняла она книгу, все еще не веря, что это Павел.

– Не волнуйся, это грим, – снял он каску.

– Я вижу, ты тоже к Венеции вовсю готовишься? – улыбнулась Фортуна и перевела взгляд на книгу. – Какая тонюсенькая, мне на одну ночь, – тут же сломала она ее на половине, словно это был раскладной диван, на котором ей предстояло провести ночь, и выхватила несколько строк.