В назначенное время наша троица подошла к большому величественному залу, который называли манежем. Преодолев калитку забора с олимпийскими кольцами, мы прошли по мраморным ступеням, отворили тяжелую дверь и оказались внутри. Вахтерша тут же разузнала всю информацию и велела идти переодеваться в раздевалку, указав направление скрюченным пальцем. Ее совершенно не смутило, что у нас с собой не было ничего. «В смысле, переодеваться? – подумали мы. – Ведь мы уже переодеты». Понятия о сменной одежде и обуви у нас тогда напрочь отсутствовали. Мы прибыли прямо с улицы, в буквальном смысле, только что слезли с дерева, помыли руки в колонке на углу и сразу отправились на тренировку. Однако же мы повиновались и направились в раздевалку. На стенах узкого коридора висели портреты титулованных воспитанников школы. Под некоторыми фамилиями имелась священная надпись: «Олимпийский чемпион». Я с восторгом рассматривал их героические лица. «Мне тоже надо сюда», – промелькнуло в мыслях. В раздевалке стоял гул. Там уже находились другие мальчишки. Они переодевались, разговаривали и оценивающе поглядывали на нас. Однако никто не решался заговорить с новичками. Очевидно, здесь уже сформировались свои группы, и мы были совсем чужими. Я чувствовал неловкость и очень порадовался, что пришел не один. Наша тройка поддерживала друг друга в атмосфере нарастающего напряжения. Детский социум не так прост, как может показаться на первый взгляд, а отношения в нем способны оставить глубокий отпечаток на всю жизнь. Дети часто более жестоки, чем взрослые. Не потому, что они плохие или злые, просто они еще многое не осознают, не задумываются о глубине последствий своих поступков. В детстве нет правил приличия или взрослой мудрости, здесь все прямо и просто. Помнится, у нас во дворе жил мальчик с ДЦП. Разговаривал он невнятно, слова звучали так, будто во рту у него горячая картошка. Двигался он конвульсивно, содрогаясь всем телом и скрючивая пальцы на руках. Дети без зазрения совести прозвали его «бракованным», смеялись над ним и постоянно задирали. Вряд ли они понимали последствия, а делали так, потому что это смешно. Надо отметить, что, защищая свое достоинство, этот мальчик без страха и сомнения давал всем решительный отпор. На обзывания он реагировал решительно, в ответ на задирания кидался в обидчиков камнями и отбивался палками. К его чести, он, несмотря ни на что, стремился жить полной жизнью и со своей компанией (чуть младше нас) катался на качелях, играл в прятки и даже в футбол. Забив гол, он победно вскидывал скрученные ручонки вверх, кричал «го-о-ол» и радовался так искренне и ярко, словно он профессиональный футболист на переполненном стадионе. Он был приятным и добрым человеком, но многие дети во дворе знали его как «бракованного». В детстве нужно уметь влиться в коллектив. Любое неуклюжее действие или неловкая фраза при знакомстве могут стать неприятным клеймом и в дальнейшем нанести серьезную травму еще не сформировавшейся психике маленького человека. Я знал мальчишек с прозвищами Вафлежуй, Шлеп-нога, Пухлый, Круглоголовый, Скунс… Нетрудно представить, за что они получили свои клички. С моей же звучной фамилией прозвище было предопределено.

Мы сидели на лавке и ждали чего-то. Ожидание непонятного и нового невыносимо. Другие ребята начали шептаться, посматривая на нас. Вдруг все разом затихли. В дверном проходе появился Аркадий Иванович и позвал в зал. Я был невероятно рад его увидеть, одним своим появлением он вмиг успокоил нас и показался каким-то родным. По узкому коридору мы выдвинулись в зал вслед за общей группой. Отворив тяжелую скрипучую дверь, оказались в темном тоннеле подтрибунного помещения. Пол там был устелен ковром, который приглушал топот и придавал торжественности входу в зал. Ранее я уже бывал на открытых гандбольных площадках, но манеж – это нечто другое. Выйдя из темноты на свет, я увидел его изнутри, и у меня перехватило дыхание. Размеры впечатляли, я ощущал себя маленьким человечком внутри огромного Колизея. Звуки отражались гулким эхом, уплывая к потолку. Стены были покрыты деревянными рейками, прохладный воздух приятно пах лакированным деревом. Трибуны лесенкой спускались с высоты книзу. Необъятная сетка свисала с потолка до пола, отделяя эту территорию от иной жизни. А за ней, отражая лучи закатного света, блестел паркет гандбольной площадки. Смирно и величественно стояли ворота, сияя каким-то волшебным блеском. Казалось, я пришел не просто в спортивный зал, а в храм. Подобно историческим сооружениям, показывающим всю мощь своей конструкции, гандбольный манеж был пропитан возвышенной энергетикой спорта. Казалось, на его паркет позволено ступать лишь избранным, причем чистыми обнаженными ступнями. «Не знаю, что нужно делать, но я готов на все, лишь бы оставаться здесь», – подумал я. Аркадий Иванович сказал ждать его на трибунах и удалился. Сидя на жестких сиденьях, мы смотрели на ворота, не решаясь нарушить указ тренера и зайти на сакральную территорию самостоятельно. Послышались щелчки переключателей, разлетаясь эхом по залу. Фонари под потолком поочередно загудели и зажглись, осветив пространство. Аркадий Иванович дал свисток и пригласил на паркет, первым направившись туда своей слегка подпрыгивающей походкой. Мне приходилось видеть его много раз проходящим мимо нашего дома, но здесь он был другим: сосредоточенным и серьезным учителем, обладающим сакральными знаниями. В его действиях и словах сквозила такая легкость и уверенность, за которой хотелось следовать без оглядки. И мы пошли. Робкими аккуратными шагами я приблизился к черте площадки, сделал глубокий вдох и разом шагнул в мир гандбола. В этот миг на карте моей судьбы появилась новая, извилистая и богатая на события дорога.