Жаркое лето тем временем неторопливо катилось, как мягкие волны спокойной реки, унося нас к безмятежной дворовой жизни. Занятия находились всегда: футбол, игры в казаки-разбойники, сезон черешни, жерделы, сливы, экспедиции на стройки и в подвалы, химические эксперименты и разговоры на лавках у подъезда до самой ночи. Привычная сладостная жизнь отодвигала спортивные мечты куда-то в сторону, а мысли о гандболе постепенно тускнели. Поглаживая плечи бархатным теплом, пришла осень, желтая и солнечная. В прохладных вечерах уже улавливалось тонкое чувство тоски по лету. Еще в конце августа в доме появились тетрадки и ручки, в шкафу висела белая рубашка, а я обновил стрижку – естественно, «спортивную канадку». Лишь застарелые царапины на коленках, шрам на носу и руки, черные от орехов, напоминали о беззаботном летнем времени.

С первым днем сентября начался новый учебный год. На тетрадках я теперь писал 2 «Б». Мы ходили в школу, занимались уроками, выкрадывали время на гулянки. Казалось, мы уже отпустили некогда навязчивые мысли о гандболе и жили привычной жизнью. Но с мечтами всегда так. Постоянно думая о заветном желании, ты порой находишься за сотни метафизических километров от его воплощения. Но стоит расслабиться и отпустить его в небо, как оно освобождается и улетает, чтоб вскоре принести нам сбывшуюся мечту на своих крыльях.

Одним сентябрьским вечером мы с Сергеем и Самвелом прогуливались по району и оживленно обсуждали, как бы перелезть через высокий забор завода и наворовать там яблок. Сухие листья романтично шелестели под ногами, осенний флер укутал район, но в остальном все было привычно: фонарный столб – преданный старожил, острый угол дома и бордюр, возле которого мы когда-то караулили тренера… Самвел говорил: «Надо, чтоб кто-то оставался на шухере на заборе…», но посмотрел вперед и вдруг застыл. Я поднял глаза и тоже остолбенел. Мы увидели чудо. Прямо перед нами неожиданно появился он, тот самый тренер. Той же узнаваемой бодрой походкой, в ярком спортивном костюме и кроссовках, он двигался стремительно и непринужденно, неся в руке алое пластмассовое ведро, наполненное картошкой. Дыхание мое замерло. Еще несколько недель назад у нас имелся четкий план, мы знали, как действовать, и были уверены в себе, но теперь, спустя время, внезапное появление тренера пробудило в нас сомнение, стеснение и страх. Начались переговоры шепотом, стоит ли его окликнуть или нам уже это все не нужно? Решения все не было, а тренер тем временем проплывал мимо, словно парусник по морской глади. Еще каких-то секунд тридцать – сорок, и наши тонкие голоса уже не смогут долететь до него. Он уйдет, испарится в пространстве, а вместе с ним и наши мечты. Ситуация требовала решительных действий, но стеснение сковывало железной хваткой. Казалось, это конец. Но вдруг Самвел громко и отрывисто крикнул: «Здрасьте!» Тренер обернулся и сделал пару шагов в нашу сторону. Меня бросило в холодный пот. Обратного пути уже не было. Мы робко подошли и еще раз поздоровались, спросив его имя. Мужчина поздоровался в ответ, представился Аркадием Ивановичем, пристально всматриваясь в наши глаза и слушая несвязную робкую речь. Выглядели мы не сказать, что прямо-таки парадно. Чумазые оборванцы с района, будто только что поднявшиеся из подвала на свет. Что, в целом, могло быть действительностью, ведь наши будни тогда проходили как раз в подвалах, на стройках, в гаражах. Воображаемого уверенного разговора и презентации своих лучших качеств не состоялось. Вместо этого, задыхаясь от волнения, мы робко просились в гандбол. Тренер внимательно выслушал нас, поднял бровь, повел усами, затем спросил, сколько нам лет. Задумался. Секунды молчания казались вечностью. После чего он твердо ответил: «В понедельник в шесть в манеже». Восторг и страх разом вспыхнули внутри меня, обдав жаром лицо, – симбиоз чувств, возникающий всякий раз, когда совершаешь какой-то знаковый поступок и шагаешь в неизвестность.