А однажды в Артеке отключили воду, и родительский день был перенесён на вторник. Мама не могла знать об этом. Приехав на топике**** из Ялты и уткнувшись носом в закрытые ворота, тётя Ксана, ничтоже сумняшеся, полезла прямо через лагерное ограждение.

Галинка глазам своим не поверила, когда во время тихого часа увидела в окно мать, нагруженную кошёлками и шествующую по дорожке в тени кипарисов. Ещё в больший шок она пришла, когда узнала о способе проникновения на территорию лагеря. Чтобы её неспортивная и полноватая мама карабкалась через забор?!

– Що ж тепер – назад їхати?***** – рассудительно заметила тётя Ксана в ответ на Галинкин немой вопрос, а затем крепко, от души, обняла дочку. В этом была она вся: и её характер, и принципы. Девочки – соседки по комнате – смотрели на них с плохо скрываемой завистью.

– Пойдём, посидим где-нибудь на территории… – Галинке неловко было обсуждать свои домашние дела на глазах у посторонних. К тому же, ей не терпелось разворошить материнские кошёлки.

Лагерные правила были для Галинкиной мамы нипочём – если она решала, что дочурка должна непременно откушать копчёной курочки, то везла ей эту самую курицу и плевать хотела на то, что подобная еда в Артеке была строго запрещена. Это тоже характеризовало её весьма показательно: она не зависела ни от каких официальных предписаний и поступала только так, как сама считала нужным.

– Їж все зараз, моє сонечко,****** – подбадривала тётя Ксана, поглаживая Галинку по голове, пока та терзала зубами смуглое копчёное крылышко.

Доев курицу, девочка с удовольствием принялась за мороженое – мама привезла его в термосе, чтобы оно не растаяло. А ещё были персики и холодная газировка – подружки в отряде обзавидуются!..

Но Галинка недолго чувствовала себя триумфаторшей. В тот же день, сразу после полдника, с ней случился, как выразилась бы современная молодёжь, эпик фейл – то есть, сокрушительный провал.

На полдник давали её любимые булочки с повидлом. Галинка обожала их с малышового возраста: день, когда в детсадовской или школьной столовой появлялись эти самые булки, был для неё праздником. Но она так объелась во время встречи с матерью, что для заветной булочки в желудке совершенно не осталось места. Забирать еду из столовки было запрещено. Галинка долго боролась с собой, и в итоге, давясь, всё-таки запихнула в себя ароматную сладкую сдобу.

Ей моментально стало нехорошо, и она поняла, что булочка всё-таки была лишней. Выйдя на улицу, Галинка осознала, что дурнота не проходит, а наоборот усиливается. В ту же секунду она рухнула на колени, и её начало рвать прямо на землю.

– Тесленко блюёт!!! – радостно загоготали пацаны из её отряда. Девочки же сморщили носы и брезгливо протянули:

– Фу-у, гадость…

Галинка готова была провалиться от стыда. Лицо её покраснело, из глаз сами собой брызнули слёзы. Как было бы хорошо, если бы в эту секунду её поразила молния, чтобы не слышать больше насмешек и оскорблений…

Девочку всё ещё мутило и продолжало выворачивать наизнанку, когда атмосфера вокруг неё вдруг изменилась.

– А ну-ка, прекратили ржать! – раздался рядом суровый голос. Хохот и подколки моментально стихли. Через секунду Галинка почувствовала, что кто-то осторожно поддерживает её голову во время рвотных спазмов.

– Ну, вот и всё. Легче тебе? – услышала она сочувствующий вопрос. Но только подняв глаза на неизвестного спасителя, она, наконец, узнала его – это был Данила, её ялтинский сосед.

Он, конечно, казался ей ужасно взрослым – в то лето ему как раз стукнуло шестнадцать. Галинка не водила дружбы с такими большими мальчишками. Точнее, это мальчишки не удостаивали своим вниманием подобных ей малолеток. Но их дома были совсем рядом, и мама частенько болтала о каких-то житейских мелочах с Даниными родителями и дедушкой.