Мне досталась микроскопическая гостиная, служащая мне спальным местом и местом работы.

Полгода мы привыкали к друг другу и отвоёвывали территорию. Тогда мне стало казаться, что дух Беллы Мироновны реинкарнировал в кота и теперь она ревностно относится к тому, что в ее квартире поселился чужак и пользуется вещами. В итоге мы поговорили со Степаном Васильевичем по душам и пришли к консенсусу, который устраивал нас обоих. Клянусь, он умеет слушать и понимать! Когда я сказала, что, если он и дальше продолжит изводить меня своими выходками и выживать, я уйду, его отправят обратно в приют, там усыпят, а в квартиру пустят жить гастарбайтеров, но до этого сожгут всё барахло Беллы Мироновны.

На том и порешали: спальня — его, гостиная — моя, никто никому не мешает, но в дом обусловились мужиков и кошечек не водить.

Степан Васильич периодически где-то гуляет, уходя ночами через балкон, таким же макаром возвращается, и где шляется в это время, он мне не докладывает. Но одно нас все-таки объединяет: работа. Но об этом чуть позже.

— Мя, мя, мя, мя, мя… — монотонно долбит в ухо.

Накрываюсь подушкой, но она уползает от меня, словно у нее есть ноги.

Не могу.

Я не могу разлепить глаза. Только же уснула. Какого водоотведения?!

— Мя, мя, мя, мя…

А-а-а-а-а!

— Заткнись! — Распахиваю глаза и встречаюсь нос к носу с черной небритой мордой. Твою ж пехоту!

Лизнув себе нос языком, Степан Васильич откидывается на бок и задирает ногу, вытягивая морду к мужским причиндалам.

— О, нет! Степан Васильич, я приличная девушка. Не обязательно делать это при мне, — брезгливо морщусь и вскакиваю. Это работает и заставляет мой мозг проснуться.

Вообще так он показывает, что хочет жрать. Я тоже хочу. Об этом сообщает мой булькающий желудок.

Шаркаю в кухню, замечая, что на мне до сих пор надеты свитер и джинсы. Включаю чайник, и пока он подогревается, иду в ванную.

— Степан Васильич, сколько раз можно говорить, чтобы вы поднимали крышку унитаза! — злобно рычу, замечая желтые подтеки на ободке.

Наглый котяра ходит не в лоток, к которому я его бесполезно приучала, а в унитаз. Как у него это получается, я даже себе представить не могу. И не хочу.

Принимаю душ, решая голову не мыть. Парик будет лучше держаться на лощеных необъемных волосах.

Переодеваюсь в домашнее трико и футболку.

Степан Васильич сидит на кухне за столом и выжидающеследит за моими движениями.

Открываю холодильник и долго в него пялюсь.

— Есть мышь. Будете? — спрашиваю.

— Мя?

— Ну та, которая повесилась. В холодильнике, — уточняю.

Потому что в нем пусто. Кроме заплесневелого куска чеддера и сливочного масла.

— А что вы так возмущаетесь? Вы у нас кто? Кот? Ловить мышей — ваша генетическая обязанность, а не борщи наворачивать. Вы зажрались, Степан Васильич! — причитаю я.

Смотрю в хлебницу и искренне радуюсь, когда нахожу в ней булочку. Не первой свежести, но все-таки.

— Нам нужны деньги, Степан Васильевич, за которые мы сможем купить продукты. Поэтому сегодня работаем.

— Мя-я-у-у-у?

— Чаевые? — Вот же паразит! Знает, что по пятницам в баре хороший оброк, и не брезгует мне об этом напомнить. Чаевые я отдала Наташке. В счет прошлого долга: занимала у девчонки, когда мне срочно потребовались деньги на ветеринара. Между прочим, этому вшивому коту, который подавился костью и чуть не издох. — Ваш должок, Степан Васильевич, — укоризненно бросаю кошаре.

— Мя, — виновато накрывает лицо лапой.

— То-то же! Так-с, что у нас есть? — Открываю дверцы навесных шкафов.

Наливаю себе горячий чай, Степану Васильичу — воды в миску. Делаю бутерброд с маслом и булкой для себя, а кошаку вскрываю консервную банку с килькой в томате, заныканную мною на черный день. Так и завтракаем.