Когда на часах время стремится к половине девятого, оголтело несусь в ванную, чтобы нанести рабочий макияж. Надеваю парик, униформу и подготавливаю комнату. Убираю все ненужные вещи, распихивая по комодам, задергиваю темные шторы и достаю рабочие материалы. Осматриваю гостиную, когда раздается звонок в дверь.

— По местам! — бросаю коту и, делано нахмурив брови, иду открывать.

5. Глава 5. Потомственная гадалка в седьмом поколении

— Что-то не торопится твоя Белладонна открывать, — широко зевнув, изрекаю.

Привалившись к лестничным перилам, лениво разглядываю дверь: китайская дешевая поцарапанная «консервная банка», которую при желании можно вскрыть ножом. За такие бабки, которые она гребет, можно было и получше поставить. Или это спецом для таких, как моя ба и Агнесса Марковна, демонстрация скромного жилища? А сама, наверное, эта аферистка живет где-нибудь на Рублевке.

— Не зуди! — песочит ба.

Оглядываю Рудольфовну: приоделась, губы накрасила, сумочка в тон молочным сапогам, на бледно-голубое пальто брошь прицепила. Шляпки только с цветами не хватает, и точно была бы как Королева Елизавета.

Слышу звук проворачиваемого замка. Подбираюсь.

Дверь со скрипом отворяется, встречая нас темнотой.

Смотрим с ба в пустоту.

Это, типа, нам открыли врата ада?

Входить или что?

— ХоспАди?! — Ба отшатывается и прикладывает ладонь к сердцу, когда неожиданно в проеме появляется мрачная фигура. Женская.

— Нет. Белладонна, — представляется низким голосом. — Входите. — Отворачивается и бесшумно скрывается в потемках квартиры.

Рудольфовна крестится, а я прыскаю в кулак.

Входим.

Закрываю за собой дверь и улавливаю сладкий запах арома-свечей. Удивительно, что не какими-нибудь дурманящих сознание трав.

На стене в узкой прихожей прибиты два крючка, и мы с моей спутницей решаем, что они для верхней одежды.

Бросив на меня настороженный взгляд, Рудольфовна опасливо шаркает в сторону комнаты, из которой исходит тусклое свечение. Иду следом за ба, прижимающей к груди сумку.

Несмотря на достаточно солнечное утро, в квартире темно, и причина тому — плотные задернутые на окне шторы в комнатушке, в которую мы входим. Эту кладовку сложно назвать комнатой, когда ее стены стремятся сдавить со всех сторон, а количество барахла грозит обрушиться, как лавина с горы.

Ну и бардак!

Вожу глазами по комнате, примечая старый диван и потрепанную годами мебель. Небольшой стеклянный буфет, забитый антикварными статуэтками и фаянсом, комод, на котором наставлена куча каких-то пробирок, несколько зажжённых свечей, прибитый к стене ковер и круглый стол, за которым сидит, видимо, та самая Белладонна.

Небогато.

Но больше всего мое внимание привлекает антураж. Красота! На шторах гирляндой протянута веревка, с которой свисают искусственные летучие мыши. Задираю голову и смотрю на хрустальную люстру: огромный черный жирный паук пристроен на перекладину, и от сквозняка шевелит резиновой лапой. Оглядываю помещение и замечаю, что таких пауков здесь рассажено много.

Мне приходится сжать губы до посинения. Это мероприятие уж слишком напоминает что-то среднее между ведьминским шабашем и утренником в детском саду, где для инсталляции насобирали всякого барахла.

Потираю руки в предвкушении. Мне уже нравится эта буффонада. Даже сон как рукой сняло.

— Присаживайтесь. — Легким взмахом руки Белладонна указывает на два стула перед собой.

Выдвигаю табурет для Рудольфовны и помогаю ей усесться. Следом приземляюсь сам.

Теперь у меня есть возможность получше разглядеть шарлатанку. Блюдо с плавающими в воде свечами, установленное в центре стола, прекрасно дает мне эту возможность.