Ведь я же знаю, кто это совершил, я помню этого человека, сам же его допрашивал в 2006-м, и он говорил, что начал убивать в 94-м. И с этого дня до того момента, когда мы его арестуем, он убьёт ещё нескольких человек.

Почему бы мне не начать с серийного убийцы, которого в газетах потом назовут Ювелир?

Могу даже позвонить в полицию насчёт него… то есть в милицию. Но мне не поверят. Может, стоит самому заняться этим вопросом? Ведь я же знаю, где он живёт…

Прямо сейчас за Ювелиром не поеду, провожу лучше пока Юльку до дома, проверю, что никто по дороге её не тронет, ну и город получше вспомню. Не то чтобы я его забыл, но всё равно многое за прошедшие годы изменилось.

Жила она далеко, в Правобережном районе, и ехать туда надо аж на трамвае, на одной из трёх работающих в городе веток. На остановку мы и направились.

Там дрались два пьяных мужика, привлекая всеобщее внимание. Один в клетчатой кепке и старом пиджаке, другой, с растрёпанными седыми волосами, одет в свитер с орлом. Ну, как дрались? Махали кулаками, иногда задевая друг друга, пыхтели и мычали.

– Как говорится, – спокойно произнёс я, обходя драку, – люди в Бекетовске настолько интеллигентные, что никогда не матерятся, а сразу лезут в драку.

– Тот дяденька матерился, – заметил Юля, когда мы садились в трамвай. – Которому нос разбили.

– Это от боли.

Ей я нашёл другую куртку, мою старую штормовку, которая лежала в шкафу у дядьки, а сам облачился в привычную джинсовку. И для себя я захватил старый чёрный рюкзак, плоский и удобный.

Внутрь я положил жёлтый китайский дождевик из полиэтилена, молоток с перемотанной синей изолентой рукояткой, моток китайского скотча, бельевую верёвку и старый советский складной ножик Ярика «Белка», которым он точил карандаши в школе. Клинок уже потемнел от старости и покрылся ржавчиной.

Небольшой дождь хлынул, когда мы уже сидели в дребезжащем трамвае на сиденье в голове. Людей внутри немного – время уже позднее, все сидят дома, а вечерами в городе гулять было не принято. Опасное это дело, такие прогулки, да и освещение в Бекетовске мало где есть, у города огромные долги перед энергосетями. Только центральные улицы худо-бедно освещались, на остальных ночью всегда была кромешная тьма.

– Что-то задумалась, – проговорил я.

– Да всё об одном и том же, – начала она и повернулась ко мне. – Но… спасибо, Лёша, правда. А то даже не знаю, что было бы дальше.

Я вот тоже не знаю. Пока ещё не всё выяснилось на этот счёт, надо разбираться и с этим.

Вышли за одну остановку до старинного лютеранского кладбища и быстрым шагом добрались до старого панельного дома. Райончик-то хоть и опасный, но воздух хороший, совсем рядом – густой сосновый бор. Главное – держаться в стороне от бульвара неподалёку, где круглые сутки кто-то трётся, а драки бывают каждый день, иногда даже с ножами. Хотя бы раз в месяц да увозили оттуда очередного жмурика.

В подъезде пили пиво какие-то пацаны и играли на гитаре, распевая песни Цоя нестройным хором молодых поддатых голосов, но они были к нам неагрессивные, веселились сами с собой.

Юлькина квартира была на третьем этаже, я сразу вспомнил дверь, обитую кожзамом, или, как его называли в шутку «кожа молодого дерматина». Жили они втроём – Юлька, её младший брат и отец, дядя Лёша, мой тёзка.

Крутого нрава был дядька, никому спуска не давал. Помню, в детстве так и норовил меня наругать, а то и наподдать, чтобы я не крутился рядом с его дочерью. А один раз, когда мне было тринадцать, я был на даче, и там он выстрелил в меня солью из ружья, думая, что я своровал у него малину.