Положив телефон на тумбочку, я завернулась по уши в одеяло и начала было дремать, но что-то мешало. Как будто зуд какой-то. Не только тот буквальный, от температуры, когда словно кто-то проводит рукой над кожей, едва касаясь пушка на ней. Еще и другой.

Как ни вертелась я, пытаясь улечься поудобнее, сон так и не пришел. Вздохнув глубоко, дотянулась до телефона и открыла вотсап.

«Привет. Это Марина. Я болею. Взяли тест на корону».

Палец повис над самолетиком. Я вообще не собиралась шевелиться в этом направлении, не поговорив с Автандилом. Так какого хобота, спрашивается?

Две серые галочки. Минута. Две. Теперь голубые – и еще две минуты.

«Можно позвонить?»

Мгновенный, как ожог, ужас. Нет-нет-нет!

Тогда зачем писала?

«Да».

Мигающие точки между двумя цифрами на дисплее. Десять раз. Двадцать. Минута.

Я ждала, но когда телефон зазвонил, вздрогнула так, что чуть не выронила.

- Привет. Как ты?

- Привет. Нормально, - голос дрогнул, сорвался в кашель. – Ну… терпимо. Жду вот. Может, через три дня будет результат, а может, через неделю.

Ярослав долго выяснял, как я себя чувствую и не нужно ли мне чего-нибудь. Девчонки тоже спрашивали, но от него слышать это было намного приятнее, что уж там притворяться.

- Может, чего-нибудь хочешь? Привезти?

- Спасибо! Я же на карантине. Официально. Бумажку подписала.

- А я под дверь положу.

- Спасибо, Слав, - я смотрела в потолок и глупо улыбалась. – Не надо. Все заказала, и продукты, и лекарства.

- Но если что-то понадобится, звони или пиши, ладно?

- Хорошо.

- Я еще позвоню вечером?

- Позвони…

Положив телефон на тумбочку и контрольно понюхав подмышку, я закрыла глаза и тут же провалилась в блаженный сон. Как в детстве, когда мама утром говорила, что у меня температура и в школу я не пойду.

9. 8

Во сне я ела торт. Столовой ложкой. Здоровенный шоколадный торт со взбитыми сливками. Настоящий итальянский Капрезе с хрустящей корочкой и влажной сердцевиной. С привкусом горького миндаля, пахнущий ликером Амаретто. Причем знала, что безнаказанно могу слопать его одна, целиком. И ничего не будет. Ни в каком смысле. Не осядет на бедрах, не потянет на очередной вираж компульсивного обжорства. Просто получу массу удовольствия – и никакого чувства вины.

Кто-то видит сны, похожие на перепутанные черно-белые картинки. Я – не просто цветные и сюжетные, но еще и затрагивающие все прочее: осязание, обоняние, вкус. Особенность кинестетиков. Иногда здорово, иногда… не очень.

За окном было темно, часы показывали восемь. Вечер? Или уже утро?

Все так же болели горло и голова, нос плотно заложило, а перед глазами, как одно изображение поверх другого, стоял проклятый торт. На голубом блюде с цветами. А на языке все еще держался привкус шоколада, миндаля и ликера. Желудок сжало предупредительным спазмом.

Пингвиньим шагом я добралась до кухни, поздоровалась с Пигги и вытащила из холодильника стаканчик мягкого творога. По вкусу напоминающего зубную пасту. На вид – тоже. В самый раз, чтобы сбить приступ на подлете. Взяла кофейную ложку, самую маленькую, для эспрессо. Выяснила, что все-таки вечер, а не утро, вернулась в постель и медленно-медленно, по ложечке, считая на каждую до тридцати…

Растягивать надолго невкусную еду я научилась. Со вкусной получалось плохо. Только при условии, что ее очень мало. Целый торт столовой ложкой? В реальности, скорее всего, я ела бы его руками. Отламывая здоровенными ломтями. Глотая, почти не разжевав. Разумеется, если бы рядом никого не было. Но даже на людях стандартный стограммовый кусочек, десертной ложечкой или вилочкой, умяла бы за минуту, не успев почувствовать вкуса. Именно поэтому при ком-то старалась не есть ничего приятного. Только нелюбимое. Любимое – исключительно одна. Микроскопическими порциями.