Поставив на тумбочку пустой стаканчик, я покосилась на телефон. Сомнений, откуда взялся этот сон, не было. Словно в ответ на мои мысли раздался звонок.
Может, лучше сделать вид, что не услышала? То, что я ему написала, определенно, было ошибкой. Еще не поздно ее исправить. Черный список – навсегда. И больше никаких шансов.
- Да?
- Привет. Как ты?
- Пока еще жива.
Прозвучало не очень любезно, и Ярослав это заметил:
- Не разбудил?
- Разбудил, - уцепилась я за его слова.
- Извини.
- Ничего. Все равно надо… - я запнулась, не зная, что придумать. – Лекарства принимать.
Если днем я разговаривала с ним и улыбалась, то сейчас била мелкая дрожь – то ли от напряжения, то ли от температуры. Но он втянул меня в легкий разговор об Италии и неделе моды, и постепенно озноб ушел.
- Извини, Мариш, тут кое-что сделать надо, - спохватился он где-то через полчаса. – Позвоню завтра. Спокойной ночи. Поправляйся, - и добавил после секундной паузы: - Целую.
Кажется, температура мгновенно скакнула за сорок.
Держалась она дня три, выше тридцати восьми, и кашель никак не проходил. Я маниакально читала интернет и старательно прислушивалась к себе, выискивая ковидные симптомы. Несколько раз обнаруживала одышку и впадала в панику, но каждый раз оказывалось, что ошиблась. Позвонили из поликлиники, поинтересовались, как дела, обрадовали, что тест еще не готов.
Девчонки писали в вотсап, Ярослав звонил два раза в день, утром и вечером, и мы подолгу разговаривали. Не о чем-то архиважном, скорее, наоборот. Я удивлялась, потому что не слишком любила болтать по телефону, но с ним было удивительно легко. Как в самый первый вечер и как в самолете – не приходилось искать темы для разговора, они находились сами. Это напоминало вязание: петля за петлю – и получается узор.
Он расспрашивал, как я себя чувствую, задавал кучу вопросов, и было ясно, что это не вежливость ради поддержания беседы. Что его действительно это волнует. А еще я ловила себя на том, что с каждым днем все больше жду его звонков. Просыпаюсь и смотрю на часы. И вечером тоже поглядываю нетерпеливо.
Однако при этом от мысли, что будет дальше, каждый раз бросало в дрожь. Написав ему, я дала понять, что согласна сделать еще одну попытку. И да, я хотела этого. Но все же не была до конца уверена, что поступаю правильно. Имело смысл поговорить по скайпу с Автандилом, однако что-то подсказывало: решение я должна принять сама. И только потом уже работать с психологом – независимо от того, каким оно будет, это решение.
С каждым днем вырисовывалось все яснее: как только я поправлюсь, мы с Ярославом встретимся. И мне придется ему обо всем рассказать. Причем сразу. Сделать это потом будет намного труднее. Но вот как – я не представляла. Равно как и его возможную реакцию. Я бы на его месте… нет, вообразить себя на его месте у меня тоже не получалось.
На четвертый день температура упала, кашель пригас. На пятый я встала, оделась, сложила диван и села за работу, перспектива которой все более размывалась. Весенние коллекции уже пошли в продажу, большую часть летних я закупила, а вот с осенью все пока было неясно. Я разговаривала с владельцами и управляющими, списывалась и созванивалась с поставщиками, на всем лежал терпкий привкус неопределенности.
На седьмой день, ближе к вечеру, мне наконец позвонили и сообщили, что тест отрицательный.
- Точно? – переспросила я, с облегчением переведя дыхание.
- Абсолютно, - равнодушно заверила девушка из поликлиники.
Вообще-то я уже три дня чувствовала себя вполне прилично, но интернет стращал тем, что даже легкая форма ковида коварна и непредсказуема. Узнав, что приговор отменили, я разослала сообщения всем знакомым и… сама набрала номер Ярослава.