– Ну, я не знаю, чего рассказывать, – пожала я плечами. – Готовилась вчера к экзамену. Таня ушла, не сказала, куда, а Машеньку оставила в комнате. А потом пришла Анастасия эта, Игоревна, начала ругаться, напугала ребёнка, и мы всю ночь не спали. Вот и всё.

– У тебя сегодня был экзамен? – спросил он.

– Был, – кивнула я.

– Ты ходила?

– Угу…

– Сдала?

– На четыре.

– Ты молодец, что не бросила Машу и сдала экзамен, – похвалил Костя. – Но, может, всё-таки переедешь ко мне?

– Нет, – я покачала головой. – Не могу.

Снова раздалось раздражающее «тук-тук-тук». Я закатила глаза и отвернулась к окну. От Кости мой жест не ускользнул.

– Константин Николаевич, – просунулась в комнату Анастасия Игоревна. – Я заварила чай. Вы придёте?

– Спасибо, но мне уже пора ехать, – вежливо ответил он. – Как-нибудь в другой раз, – и обратился ко мне: – Отдыхай. И в следующий раз, пожалуйста, возьми трубку.

Я так и рухнула обратно на обслюнявленную подушку. Захотелось накрыться одеялом с головой и завизжать. Иначе меня разорвёт от переполняющих эмоций.

Всё-таки Костя, он… Он, наверное, мне нравится. Понимаю, что должна злиться на него за его поступок, но как-то больше не получается. Кажется, я попала. По самое дальше некуда.

А ещё эта новенькая воспиталка смотрит на Костю, как я на свою леопардовую прелесть. Нехорошо это.

***

За зубрёжкой и попытками успеть всё и вся пролетел май.

Трудом и потом достались мне мои четвёрки за экзамены. Итого у меня в аттестате за девятый класс только две тройки: по геометрии и химии. Ну, может, в следующем году подтяну их. Зато по географии и физ-ре отлично!

От выпускного я открестилась всеми правдами и неправдами. Не то опять всякие там пластмассовые красавчики полезут целоваться или, наоборот, закидают меня кусками штукатурки. Кто их разберёт…

***

В первое воскресенье июня я пришла проведать мою красавицу Аришку с утра, а её в яслях не оказалось.

Я вопросительно уставилась на Алёну Евгеньевну, и та сообщила, что Аришка на смотринах.

– Смотринах? – машинально повторила я это страшное слово, а сама вспомнила вредную тётку из опеки, которая вечно стращает детей, что приёмные родители – это расчётливые алчные людишки, которым нужны не дети, а деньги.

– Это обычное дело, Наташ, – улыбнулась Алёна. – Не переживай. Заходи вечером.

Но делать мне в это время было нечего, поэтому я помогла воспитательнице вынести мелкашей на улицу. Погода-то тёплая, бархатная, грех не погулять.

Вечер я провела с Аришкой, которая за полгода чудесно похорошела. Даже шрамика на губе почти не видно. Спасибо волшебнику-врачу!

Эх, жаль, мне нельзя, как Тане, забирать ребёнка с собой на ночь. Жаль, что Аришка мне не родная. С каждым разом мне всё больнее расставаться с ней. Скорей бы исполнилось восемнадцать!

***

Следующим утром я на всех парах полетела к Аришке, а её… нет. Совсем нет. В её кроватке уже лежит другой младенец.

Мою малышку удочерили.

Меня словно закрыли в камере без воздуха. Щупальца ужаса обвили моё тело и давили, скручивали, корёжили...

– Наташа, – кто-то обращался ко мне, – её забрали в хорошую ресурсную семью. Там о ней позаботятся и будут любить.

Безусловно, такой судьбы я и хотела бы пожелать всем сиротам: чтобы их забрали в семью и любили, как родных, но… только не Аришку! Она же моя! Я её люблю! Я хотела её удочерить! Ну за что?

Я полдня рыдала, ни на кого не реагируя, пока не придумала позвонить Косте и попросить о помощи.

Скомканно, давясь всхлипами, я, как могла, объяснила ему, что случилось.

Вечером он приехал, и мы, чтобы не мозолить глаза детдомовским, просто катались по городу на машине. Я, не в силах сдержать эмоции, ревела, а Костя, как обычно, взывал к моему разуму.