Вместо того чтобы вернуться к деревне и попытаться ещё раз поговорить с Илюшиной бабушкой, а после выйти к остановке и вернуться в город, мы, не сговариваясь, идём по узкой колее в противоположную сторону. И если поначалу нас окружает пение птиц и неловкое молчание, то уже метров через пятьсот от последнего не остаётся и следа. Мы вспоминаем про нелепый побег и резиновые перчатки, мой испуганный возглас «Клавдия Ивановна, это вы?» и свистящую над нашими головами клюку. Я рассказываю Илье, как непросто нам с участковым дался разговор с его бабушкой в прошлый раз. И пусть тогда старушка не пыталась нас пришибить, да и в избе было более прибрано, мысли и слова пожилой любительницы мухоморов также скакали, а действительность воспринималась ей, теперь понимаю, через призму принятого на грудь «лекарства».

Мы почти не чувствуем пройденного расстояния и ловим последние тёплые лучи солнца. Бабье лето в наших краях такое короткое, что не успеешь его вдохнуть полной грудью, как оно растворится в проливных дождях, а захочешь удержать, промозглым ветром тебя откинет в заморозки. Нам с Ильёй несказанно повезло оказаться за городом в такой погожий день. Обогнув по ухабистой дорожке берёзовую рощицу, вдалеке замечаем извилистую змейку реки, а немного левее — ещё один посёлок, чуть более крупный, раскинувший свои владения до самого горизонта.

— Наверно, это Быково, — отмахиваясь от назойливых комаров лопухом, вглядываюсь в даль.

— «Быково»? — хмурится Илья.

— Посёлок, в котором находится твоя школа. По крайней мере, именно так было указано в личном деле.

«Школа…»

Усмехаюсь собственным мыслям. Рядом со мной, перепрыгивая через лужи, идёт обалденный мужчина с натренированным ничуть не хуже, чем у Царёва, телом и огромной татуировкой, доходящей до локтя. Не таким я представляла вчерашнего выпускника скромной поселковой школы. Не таким.

— Забавно, да? — перехватывает мой любопытный взгляд Илья. Правда, понимает его по-своему. — Никак не привыкну, что знаю о себе меньше, чем все остальные…

— Да ну, — фыркаю в ответ. — Остальные и вовсе тебя не знают. Сухие факты биографии не в счёт!

— Тогда предлагаю прогуляться до школы! Что-то мне подсказывает, моей классной есть чем нас удивить! — с азартом подмигивает парень.

— Идёт! — киваю с готовностью и ускоряю шаг.

Мы немного не успеваем до звонка, а стоит тому прозвенеть, как неприкосновенная тишина школьных коридоров тут же попадает под защиту старого сторожа.

«Я ничего не знаю».

«А если и знаю, то не скажу. Не положено!»

«Идёт урок! Ждите перемену».

Всего сорок минут до правды — это не так и много, когда забыл всю жизнь. Пока местные ребятишки грызут гранит науки, решаем прогуляться до заброшенной церквушки на берегу реки. Сколько ей? Двести? Триста лет? Не знаю, но попасть внутрь не дают свирепые кусты крапивы и борщевика. Отчаявшись взглянуть на сельскую достопримечательность, спускаемся к речке и, уместившись на поваленном бревне, достаём чай и бутерброды. Усталые ноги вытягиваем в сторону речной ряби, в которой, как в зеркале отражаются синее небо и яркие огненно-рыжие всполохи листвы с противоположного берега. И если поначалу по привычке без умолка болтаем, то уже через несколько минут мечтательно молчим, думая каждый о своём. Позволяю себе навалиться головой на плечо Илюхи и незаметно для само́й себя засыпаю.

Меня будит тяжёлое дыхание парня и его руки, неприлично скользящие по моему телу. Иди-разбери, сколько я проспала, но солнце уже не кажется таким ярким, а ветер — тёплым. С бревна мы давно спустились на холодный песок. Под моей спиной ноги Соколова, под головой — его согнутая в локте рука. Моя пятая точка покоится на чём-то мягком и тёплом, наверно, толстовке. Но всё это теряет смысл: свободной ладонью блондин настойчиво задирает мой топ. Нагло. Не замечая, что я давно проснулась и против. Илья не смотрит на меня. В его глазах сумасшедшая одержимость, а мне не на шутку становится страшно.