— Давай! — забываю об учёбе и своих планах. Чёрт, рядом с Ильёй я вообще забываю обо всём! У меня своя амнезия. Белокурая. Нежная. Сводящая с ума.
— Прямо с утра! — бормочет Илья, кончиком носа щекоча мой.
— Прямо с утра, — зачарованно повторяю и срываюсь, решаясь на безумие. Будь что будет!
8. Глава 8. Хвост, омлет и мухоморы
Фил.
Отголоски рваных воспоминаний шальными муравьями будоражат сознание. Пытаюсь ухватиться хотя бы заодно из них, чтобы наконец распутать загадочный клубок собственной жизни. Но как ни стараюсь, как ни напрягаю мозги, дальше отдельных, бессмысленных, не связанных между собой картинок ни черта не вижу. Ни имен. Ни событий. Ни-че-го!
И все же глупая радость переполняет. Я как ребенок, получивший от Деда Мороза гоночный болид на пульте управления. И вроде ерунда, простая игрушка, способная всего лишь монотонно передвигаться по коридору из угла в угол, но руки так и чешутся поскорее содрать шуршащую упаковку, вставить батарейки и раствориться в урчании пластмассового моторчика.
Я вспомнил! Пусть что-то мелкое и неважное. Главное, что я небезнадежен. Процесс запущен, а дальше все зависит от меня.
Загораюсь идеей доехать до бабки. Родные стены, старые фото, знакомые улицы… И как я сразу не сообразил? Аня, права: это поможет вспомнить! А даже если и нет, заполню пробелы в памяти бабушкиными рассказами своем детстве, запахом пирожков с капустой, именами друзей или на худой конец кличкой рыжего драчливого кота. Интересно, у меня был кот?
Ни на что особо не рассчитывая, предлагаю Ане поехать в Дряхлово прямо утром. Мне неудобно: я и так скинул на Румянцеву слишком много забот. Да что там? Я сам как снег на голову, свалился на девчонку. Но каждая минута промедления сродни пытке. Чувствую, правда где-то рядом, только руку протяни.
Крышу сносит окончательно, когда девчонка соглашается. От переливающейся через край радости готов обнять весь мир. И неосознанно начинаю с Румянцевой. Целую ее в лоб, щекочу носом тонкую кожу, ощущаю, как горят девичьи щеки от смущения. И наконец понимаю, что на эмоциях давно перешел допустимые границы дружеского общения. В эту секунду, когда Аня так близко, а голову кружит нечаянное счастье, я забываю обо всем.
Губы сами тянутся к ее нежным и трепетным. Глупо надеюсь, что Ане хватит сил меня остановить. Но вместо этого девчонка прикрывает глаза, прерывисто дышит и немного подается вперед. Еще мгновение и поцелуй будет неизбежен. Умом понимаю, что рано, что нет между нами ни химии, ни чувств. Но яркие звезды на небе и не по-осеннему теплый ветерок с озера так и подталкивают к ошибке.
Легкое касание. Пьяная дрожь по телу. Губы Румянцевой как спелая клубника: сладкие, сочные, невыносимо нежные. Мы не торопимся. Зависаем в моменте. Тонем в бешеном ритме наших сердец. Это даже не поцелуй. Так случайное соприкосновение двух одиноких сердец, нашедших временное утешение друг в друге. Гоню от себя предчувствие будущей неловкости и вопреки здравому смыслу пальцами зарываюсь в русых волосах Румянцевой, мягких и немного спутанных игрой ветра. Жадно пропускаю длинные локоны сквозь свои пальцы, словно ждал такой возможности долгие годы, А потом озарённый очередной вспышкой в чугунной башке ошибаюсь.
— Яна. Ее зовут Яна, — шепот срывается с губ прежде, чем успеваю сообразить, что целую совсем другую. Милую, очаровательную, с глазами цвета горного озера девушку. С открытым сердцем и широкой душой. Какого лешего я вспомнил чужое имя? Чье оно? Почему всплывает в памяти именно в те моменты, когда ловлю в своем сердце проблески нежных чувств к Ане.