Такую боль, какую причинил мне отец, я не испытывала ни разу в жизни. И она была даже не физической, а душевной… Я ведь рисовала эту картинку не просто так. Мной руководили чувства… А он просто разорвал рисунок и выкинул в мусор. Потом достал ремень из брюк и так сильно отлупил, что больше теплых чувств к отцу у меня не осталось. Я с тех пор и не пыталась добиться от него нежности… Это был самый ужасный мой кошмар, и он преследует меня по сей день. И я стараюсь сделать все, лишь бы он меня не бил… Но он продолжает лупить меня за малейшие проступки.

Я вскинула голову: нельзя показывать свои чувства и слезы! Это только моя боль.

И, собравшись с мыслями, вновь посмотрела на Илью.

– Все в порядке, просто я была непослушным ребенком. И только к восемнадцатилетию осознала свои ошибки.

Илья внимательно всматривался в мои глаза.

– Что он с тобой сделал? Ты ведь мужского пола боишься как огня. Судя по твоему поведению… Кира, ты даже не пытаешься со мной общаться, заперлась в комнате. Ведь любая другая девушка расспрашивала бы о фикции… Но ты молчишь. Неужели ты думаешь, что я смогу тебя обидеть за неправильное слово или вопрос?

Да, в какой-то степени он был прав. Ведь последние вопросы отцу я задавала в шесть лет… Но теперь я понимала, что сильному полу нельзя перечить и докучать ненужными вопросами.

Но если я сейчас начну говорить Илье о своих чувствах к отцу, боюсь, это скоро всплывет. И тогда мне влетит так, что я месяцами не выберусь из больницы.

Я посмотрела на парня и, расплывшись в искусственной улыбке, проговорила:

– Ты не прав. Я просто очень стеснительная…

Илья отвел взгляд, покачал головой.

– Ладно, принимай душ… Но знай: я никогда тебя не обижу ни физически, ни словесно. Мы с тобой в одной лодке. И только доверие друг к другу может нам облегчить все то время, которое мы будем проводить вместе. – С этими словами он вышел из ванной комнаты, плотно закрыв дверь.

А я села на пол и запустила пальцы в волосы. Мне так хотелось поделиться хоть с кем-то своей болью… Но я продолжала молчать. Всем плевать! Это только мои проблемы, зачем загружать посторонних людей своей болью? Такое никому не нужно, и никто не постарается меня понять. Люди – эгоисты. Они лишь кивают, но на самом деле даже не стараются проникнуться твоей проблемой.

Я приняла душ, кое-как удалось вымыть волосы. Вытерла капли воды с тела, надела футболку и покинула ванную.

Голос Ильи привлек мое внимание, и я тихими шажками подкралась к двери его комнаты.

– Не волнуйся, она совсем дикая, мы с ней даже не общаемся… – Наступило долгое молчание, после он заговорил: – Прекрати ревновать! Сейчас, подожди, мне отец звонит… Да, пап… Ты шутишь? Это фикция! Какой медовый месяц?.. Я понял, хорошо.

В его комнате что-то упало. Я резко отскочила от двери и тихонько поспешила к себе.

С тумбочки схватила расческу и принялась распутывать мокрые волосы.

В дверь постучали, и она слегка приоткрылась.

– Кира, я зайду?

Я кивнула, откладывая расческу на край стола.

– Завтра в восемь вечера мы с тобой летим на Фиджи. – Илья нервно улыбнулся, сложив руки на груди. – Это что-то вроде медового месяца, но не волнуйся, поездка займет лишь четыре дня.

Я видела в его глазах раздражение, но он старался говорить спокойно и дружелюбно.

Я лишь кивнула.

Илья сделал два шага и оказался совсем рядом со мной. Обхватил руками мое лицо и всмотрелся в глаза.

Я нервно сглотнула, сердце бешено барабанило… страх и неловкость смешались во мне.

– Да что с тобой? Ты вообще живая? Почему ты ни на что не реагируешь?