Я еле-еле улыбнулась и покачала головой.
– Нет, я просто нервничаю. Чувствую себя неловко… В чужом доме, с малознакомым человеком. Для меня это непривычно и…
Илья приложил указательный палец к своим губам, давая понять, чтоб я не продолжала.
– Я тебя понял. И предлагаю познакомиться… Я Илья, мне двадцать пять лет. С сегодняшнего дня «женат», – последнее слово он произнес, усмехнувшись и изобразив пальцами кавычки. – Работаю в фирме отца заместителем начальника. Также занимаюсь своим небольшим бизнесом, содержу автосалон. Думаю, для начала достаточно… Расскажи теперь немного о себе.
Я нервно сглотнула и кивнула, ощущая себя будто на экзамене, и на одном духу ответила:
– Кира. Восемнадцать лет. Не работаю, учусь на финансиста.
Илья рассмеялся, слегка качая головой:
– Я себя чувствую надзирателем. Ты чего так волнуешься? Относись к этому проще. Я же тебя не обижаю и не собираюсь этого делать. Если ты думала, что я буду тебя склонять к супружеским обязанностям, оставь эту мысль. Я к тебе и пальцем не прикоснусь.
На моем лице дрогнула улыбка.
– Я знаю. Ведь у тебя же есть девушка.
Он кивнул и взял вилку.
– Даже если бы и не было. Кира, я не животное, которое бросается на все, что движется. – Он улыбнулся, опуская вилку в тарелку. – Теперь ешь, пожалуйста.
Мне стало совсем не по себе. Ведь я не это имела в виду. Может, я его обидела? Но я не стала перебивать ему аппетит и принялась за еду.
Когда ужин подошел к концу, я ушла в комнату и в полном одиночестве провела весь вечер. Отец даже не позвонил и не поинтересовался, как я, чем занимаюсь. Ни одного банального вопроса. Ему на меня плевать.
Мне стало грустно, по щекам потекли слезы. Я не нужна собственному отцу. Он хотел мальчика, а родилась я. И вот он наконец-то нашел, как можно меня применить с пользой.
Сейчас я чувствовала себя запуганным котенком, который спрятался под кровать и боится выйти за пределы этого пространства.
Но я понимала, что не смогу уснуть, пока не приму душ. Волосы от лака были дубовыми и липкими. Если я сегодня не помою голову, наутро волосы спутаются и клочки придется выдирать расческой.
Надо как-то побороть это тревожное чувство, переступить через свою стеснительность.
Я поднялась с кровати и медленно выползла из комнаты. И тут в моей голове появился вопрос: «Где здесь находится ванная?»
Так не хотелось тревожить Илью, но другого выхода у меня не было. Черт возьми, надо взять себя в руки!
– Илья, – произнесла я, находясь в темном коридоре. Сердце барабанило от безумного волнения, и я вновь его позвала: – Илья.
Он вышел из первой комнаты, а чувство неловкости меня никак не отпускало.
Я, не подходя к нему, спросила, где находится ванная, и он меня любезно проводил.
«Почему я чувствую себя так глупо?»
– Полотенца в тумбочке. Воду как включать, думаю, ты знаешь, – сказал он, усмехнувшись.
Я кивнула и растерянно посмотрела на него.
А он лишь улыбался и заглядывал мне в глаза.
– Ты так на меня смотришь, будто я самый ужасный человек на земле.
Я сразу же покачала головой и уткнулась взглядом в пол.
– Ты лучший из тех, с кем мне приходилось жить, – прошептала я, подходя к тумбочке.
– Ты говоришь о своем отце?
Я приоткрыла дверцу тумбочки и, кинув взгляд на Илью, слегка кивнула.
– Он тебя обижал? – спросил Илья, опершись плечом о косяк.
Я нервно сглотнула. Об этом я не хочу говорить ни с кем. От того, как отец меня лупил за любую мелочь, просто бросает в жар.
Я по сей день помню… Мне было тогда шесть лет. Я цветными карандашами нарисовала для отца картинку. Изобразила нас вдвоем, мы стояли на лужайке, светило солнце, и в облачке было написано: «Я люблю тебя, папочка». Но моя ошибка заключалась в том, что рисунок я сделала на важном документе. В тот день отец так сильно отлупил меня ремнем, что на пояснице у меня остался небольшой шрам. Помню, как первые дни простыня прилипала к спине от запекшейся крови, а я тогда научилась спать на животе и без одеяла.