Илья оторвал взгляд от моей груди и посмотрел в глаза, притянул за талию ближе к себе и, проводя ладонью по моей спине, слегка наклонился и прошептал:

– С чего вдруг такая резкая смена имиджа, с милого на дерзкий?

Я нервно сглотнула, чувствуя, как от его прикосновений и шепота начинаю таять. Но, взяв себя в руки, я отдернула голову и улыбнулась:

– Хочу папочку позлить.

Илья усмехнулся, отходя от меня. С вешалки снял пальто и, накинув его, взял меня за руку и вывел из кабинета. Наклонился ко мне и прошептал:

– Игра началась.

Я усмехнулась. Да, у него она началась, у меня же она уже закончилась. Я крепче схватилась за его руку.

Дверь лифта приоткрылась. С нами вниз спускались еще две девушки и мужчина.

Илья зажимал меня у стены и, смотря в глаза, касался губами моих губ.

– Ты прекрасно выглядишь… Но образ милашки тебе идет больше.

Я расплылась в улыбке и, продолжая смотреть в его глаза, чувствовала касание на своих губах. Рука Ильи, которая лежала на талии, прижимала меня еще крепче.

Люди мельком кидали взгляд и быстро отворачивались.

А я просто таяла от его объятий и прикосновений. И только мечтала о том, чтоб остановилось время…

Лифт открылся, и, приобняв меня за талию, Илья повел к дверям.

У входа в ресторан стояла отцовская машина. Я нервно сглотнула. Как вспомню последний наш с ним разговор, на душе становится мерзко. Журналисты и репортеры караулили у входа приезжающих гостей и всем докучали вопросами.

Мы с Ильей также не остались без внимания. Но я предпочла, как всегда, отмолчаться и очаровательно улыбаться.

Войдя внутрь, я взглядом сразу же нашла отца. И увидела, как он начал закипать от злости, едва посмотрев на меня. Сердце колотилось как бешеное, ноги подгибались от страха. Илья все еще был на улице, и я пожалела, что не осталась с ним. Лучше уже замерзать от холодного воздуха, чем от взгляда отца.

Отец подошел ко мне и, схватив сильно за запястье, отвел в сторону, улыбаясь всем, кто проходил мимо. Зашипел:

– Какого черта ты вырядилась как дешевка? – Отец приподнял прядь моих волос и продолжал шипеть. – Что это? Ты выглядишь так, будто только из борделя вылезла! Кира, еще раз меня так опозоришь, я не знаю, что с тобой сделаю. И муженек твой на спасение не придет. Смотреть противно.

Я чувствовала, как слезы копятся от обиды. Но я ведь знала, что он именно это и будет говорить. И, взяв себя в руки, посмотрела в ледяные глаза отца.

– Но ведь так одеваются многие, сам посмотри, – шепнула я, разводя руками.

– Мне плевать. Ты моя дочь, а выглядишь как подзаборная шлюха. Вся в мать! Та тоже любила соблазнять мужчин. Но я из нее это выбил, выбью и из тебя, – шипел отец, сдавливая еще сильнее мое запястье.

Пронзила такая боль, что мне показалось – он сломал мне руку. По щекам потекли слезы, и я зашептала:

– Мне больно, отпусти…

– Сопли вытри, и чтоб не попадалась в таком виде на камеры. Позорище. – Отец отшвырнул мою руку в сторону и удалился.

Я встала за огромную колонну, оперлась на нее спиной. Вскинула голову вверх, чувствуя, как слезы прокладывают дорожки по щекам. Не хочу здесь оставаться. Не хочу участвовать в этом маскараде. И даже если бы я оделась как обычно, отец все равно нашел бы к чему придраться. Он любит меня унижать и оскорблять, он этим будто питается.

А может, Илья прав, начхать на все указания… «Не появляться перед камерами? Позорище?» Но что будет, если я его ослушаюсь? Раз я все равно никогда не достигну его идеала… Тогда зачем стараться? Пусть удовлетворится своей правотой.

Быстрым движением я стерла слезы. Из клатча достала зеркальце и посмотрела на себя. Слезы постепенно высыхали, и мой взгляд превращался в лед, как отцовский.