Её сердце сначала провалилось куда-то в желудок, а затем, вернувшись, замолотило со скоростью колес локомотива. В горле пересохло, а глаза сами собой расширились до максимума, превратившись, наверное, в плошки.

 К сопению добавились тяжелые шлепки по земле. Медведь! Фиалка вытаращилась на Германа, который стоял в стойке стрелка и медленно поднимал приклад ружья к плечу. Что же он медлит?! Девушке показалось, что она видит неясный пока отблеск на чем-то, что медленно приближалось к стоянке по пологому склону холма, откуда пришли они сами. Потом пламя выхватило из темноты огромную, но при этом приземистую фигуру, медленно переставлявшую массивные лапы.

- Накаркали, - прошептала Фиалка, замерев.

Медведь, показавшийся ей сначала огромным, на самом деле был, наверное, Герману чуть выше пояса. Но ведь это не отменяло того факта, что это был медведь! Большой чуткий нос шевелился, принюхиваясь к запаху из котелка. Медведь забавно поводил головой, а в глазах, в которых отражалось пламя костра, ещё и светился ум. Над выпуклым лбом на коричнево-рыжей шкуре виднелась какая-то то ли проплешина, то ли словно мазок светлой краской, отдаленно даже напоминающий какой-то узор. Фиалка посмотрела на огромные грязно-желтые когти на лапах и шумно сглотнула. Бросила взгляд на Германа. Почему он не стреляет?

       Зверь остановился на границе освещенного костром круга, и стоял, не двигаясь с места, словно завороженный пламенем. «Какой-то уж смирный медведь, - подумала Фиалка, - повезло». Герман, видимо, подумал также, потому что глаза его внезапно расширились, он пробормотал: «Бьорнин? Здесь?», потом, словно спохватившись, с тревогой повернулся к Фиалке. Девушка встретила его непонимающим взглядом. Герман медленно опустил ружье, а затем на его лице появилось странное выражение. Словно в нем происходила усиленная внутренняя борьба. Фиалка с удивлением видела, что её рыжебородый спутник колеблется, будто не решаясь сделать что-то. Он явно сомневался.

Наконец Герман пожал плечами, словно отвечая сам себе на невысказанный вопрос, и негромко сказал Фиалке:

- Я слышал байку, будто медведи понимают норвежский язык…

Голос его при этом звучал очень неуверенно. Он тут же отвернулся от девушки, положил ружье на землю, при виде чего Фиалка внутренне запаниковала, и громко, но примирительным тоном сказал медведю:

- Ви ком и фред тиль дитт тарриторием. Ви арь ихьке дине фиендер. Ля ос дра он морн.

Фиалка посмотрела на медведя и, несмотря на свой ужас перед ним, едва не прыснула от смеха. Более нелепого хищника она никогда не видела. На вытянувшейся морде зверя застыло такое удивленное выражение, как будто он сейчас скажет: «А? Чё?»

- Ви арь ихьке дине фиендер, - негромко и очень убедительно с виду повторил Герман. - Ля ос дра он морн.

Медведь плюхнулся на зад, челюсть его отвисла, и он уставился на рыжебородого все с тем же выражением безмерного удивления на морде.

- Ви хар блит энье ом? – спросил Герман. Потом, не отворачиваясь, протянул ладонь к Фиалке.  – Дай остаток мяса.

Девушка, стараясь двигаться медленно, достала из рюкзака и раскрыла сверток, положила в подставленную ладонь две жареных заячих ноги. Герман медленно вытянул руку с мясом в сторону медведя, который сразу вытянул в его сторону нос и начал шумно принюхиваться. В его животе громко заурчало. Услышав это, Фиалка невольно улыбнулась, забыв про страх. Она подозревала, что дружелюбное поведение может мгновенно смениться яростью, все же это был хищник. Но сознание усыпляло её, подбрасывая нелепые картинки того, как медведь ужинает с ними, усевшись у костра.