Люди не верили печатному слову. Они хотели веселиться и забыть о своих бедах. Ведь это так свойственно человеку. Так про себя решила Феодора.

Но Юстиниан не соглашался. Он снова с головой ушел в свои книги и сказал ей, что во времена римского величия, до появления империи, два избранных консула исправно правили, потому что люди подчинялись нескольким законам и верили в римское государство.

Феодора быстро припомнила старую поговорку о том, что древние римляне завоевывали мир, потому что верили в свою силу. Они, должно быть, были очень тщеславны.

– Но теперь это в прошлом, – прошептала она, – сейчас все по-другому.

Внезапно, словно пытаясь избавиться от мучающей его боли, Юстиниан громко вскрикнул:

– Рима больше нет. Империя существует только на бумаге. Этот город, окруженный стенами, – не место обитания людей, а одинокий остров, лежащий в море мрака, невежества и дикости. К этому острову спешат толпы людей, чтобы укрыться там, награбить побольше, слушать крикливые речи и притворяться, что за стенами империи им ничто не угрожает. Они воображают, что такая жизнь будет длиться вечно. Они пируют и играют с государственными идеями, как с игрушками, чтобы не думать о грозящем потопе, который уничтожит их остров.

Феодоре показалось, что Юстиниана гложет какой-то демон противоречия. Она никогда прежде не видела, чтобы он испытывал мучительные сомнения. Взяв его за руку, она улыбнулась и спросила, что он собирается делать для предотвращения опасности.

– Что же можно сделать? – пробормотал он. – Анастасий построил остров, окруженный длинной стеной, Юстин выставил солдат против врагов. Но они просто плыли по течению. – Опустив голову, он прошептал: «Не знаю, что делать».

Феодора пришла в ужас, словно застала его в слезах. Юстиниан казался таким уверенным в своем бесконечном труде, что она принимала эту уверенность как должное. Ее возмущение вырвалось наружу:

– Никогда не произноси этого вслух!

Феодора не знала, отчего так рассердилась на него. Но на какой-то миг он показался ей меньше и ниже ростом. Ни Юстин, ни бесстрастный Белизарий никогда не признались бы в своей слабости. Может, ее любимый – трус?

Император развел руками:

– Это правда, Феодора. Почему я должен скрываться от тебя?

Она не знала, что ответить. Ей было ясно, что лидер не должен показывать своей слабости. Если Юстиниан, который за двадцать пять лет ничего не сделал, а лишь изучал искусство править, не верит в свои силы, на что ему тогда рассчитывать? Словно в насмешку, она вспомнила старую поговорку: «Римляне завоевывали, потому что верили в свои силы». Но Юстиниан всего лишь македонский крестьянин.

Феодора уже успокоилась.

– Мой господин взял на себя обязанности других. – Она старалась избежать титулов и ласкательных имен. – Теперь он устал. Может, ему стоит передать другим обязанности, а самому исполнять только ту работу, которую надлежит исполнять Юстиниану? – Она нежно прижалась к его руке. – Конечно, мы всегда должны быть правдивы друг с другом. А теперь я скажу то, что так долго с гордостью берегла в своем сердце. Ты лучше величественного Анастасия, лучше старого Юстина. Только один Юстиниан может полностью посвятить себя империи.

Тяжело вздохнув, он поглядел на мерцание дальних факелов. Немного подождав, она спустилась в сад поглядеть на павлина. Птице было непривычно в доме, и в тот миг она почувствовала то же самое. Дом перестал быть для нее убежищем.

Далее вмешалась судьба.

Страх Юстиниана преувеличивал опасности, таящиеся у трона, которые пугали тем, что их нельзя обнаружить. Хотя он был достойным и практичным кандидатом фракции венетов и самой церкви, но он слишком отчетливо помнил внезапный бунт после смерти Анастасия. Уверенность в том, что именно его возведут на трон после кончины больного дядюшки, отсутствовала.