В то время летописцы императорского дворца в поисках смешных или скандальных фактов на потеху своим читателям написали, что Феодора, цирковая танцовщица, и Юстиниан, македонский пастух, заключили дьявольскую сделку, чтобы добиться полной власти и разделить ее между собой. Это абсолютная ложь. Никакой демон вовсе не вселялся в эту пару и не заставлял их делать то, что они сами делали. Они слишком тогда любили друг друга. Восхищенный Юстиниан верил, что его возлюбленная обладает поистине божественной мудростью, и поэтому она старалась быть образованной и остроумной. Из-за ее привязанности к нему Юстиниан прилагал нечеловеческие усилия, чтобы добиться успеха. Все остальное произошло, когда они покинули свой уютный уголок.

Выросший в бедной обстановке, Юстиниан в сане цезаря разбрасывал деньги направо и налево. Его прославляли за такую щедрость, а он жаждал демонстрировать свое богатство на празднествах и в подарках толпе. Феодора приходила в ужас, видя, как золото разлетается по сторонам, подобно конфетти, хотя пища на их столе не лучше трапезы каменщика, а сам Юстиниан носит грязный плащ мышиного цвета. Однако он не мог бы надеть сверкающий атлас и украшения, как Белизарий.

Феодора с удивлением открыла в один из их последних вечеров наедине на террасе, что неловкий и честный Юстиниан тщеславен. Он, как обычно, провел день во дворце, а теперь, жуя корку хлеба, изучал документы, принесенные с собой. Феодора, проспавшая до полудня, не хотела ложиться, любуясь павлином, которого недавно купила: в их доме было так мало ткани, вышитой золотыми нитями, и искусственных цветов, украшенных блестящими камнями. Когда Юстиниан, не обращая на нее внимания, начал подписывать бумаги, она склонилась над его массивным плечом и наблюдала.

До ее слуха долетел пронзительный крик из-за стены:

– Лангусты и кунжутный хлеб, Благороднейший! Попробуй, и ты будешь удивлен.

Это предложение, сделанное на жаргоне уличных торговцев, рассмешило Феодору. Она понимала множество наречий улиц, в то время как Юстиниан мог говорить лишь на одной только официально принятой и неблагозвучной латыни. В ней проснулся лукавый чертенок.

– Нобилиссимусцезарьмагистрмилитуминпре-зенталис! – шепнула она.

Юстиниан вздрогнул от неожиданности.

– Что это? Ты шипишь, как змея.

Она хихикнула:

– Твои титулы, цезарь.

К удивлению Феодоры, он отодвинул в сторону бумаги, и его пухлые щеки вспыхнули. Заикаясь, он ответил, что такие титулы очень почетны и не должны подвергаться насмешкам. Сенат, а не он сам, провозгласил его Юстинианом Цезарем. Поняв, что он устал, и поражаясь его безмерному тщеславию, Феодора принесла свои извинения и погладила его по шее. После этого она выскользнула из комнаты посмотреть на павлина, дремлющего на перилах террасы. Однако Юстиниан следил за ней.

– Что тебя так привлекает на улицах, Феодора?

Ей не хотелось сердить его.

– Просто люди, – успокаивающе произнесла она.

Последовало минутное молчание, а затем он спросил:

– Феодора, ты когда-нибудь задумывалась над тем, кто такие эти люди?

У нее вырвалось греческое слово «демос», а он использовал тяжеловесное римское «попули». Это слово вырезают на каменных плитах, на пьедесталах гигантских статуй. Римский народ. «Народ – это римляне, и римляне – это народ» – вот что было написано на камне. Почему статуи всех императоров и полководцев в городе такие огромные? Чувствительные греки никогда не создавали статуй выше человеческого роста.

– Мне нравится наблюдать за людьми, – осмелилась произнести Феодора.