Шестеро спящих все так же молчали – ни одно сердце не успело совершить очередной удар. А когда это наконец произошло, капсула уже вошла в мертвую зону, ощутив первый холодный поцелуй разреженной марсианской атмосферы. Под ней простирались безрадостный, изъеденный временем рельеф плато Фарсида.

Я пришел в себя, когда раскрылись лепестки криокапсулы. Меня уложили туда Сидра и ее роботы, но, похоже, теперь предполагалось, что выбираться я должен сам. Было весьма соблазнительно ничего не предпринимать, барахтаясь в волнах медленно возвращающегося сознания. Попытка вылезти из капсулы казалась мне чуть ли не предательством.

Но и умирать не хотелось. На корабле царила тишина. Я поднял руку, без каких-либо усилий поднес ее к лицу. «Коса» пребывала в невесомости, что могло означать лишь отсутствие какого-либо ускорения.

Выплыв из капсулы, я растер руки и ноги, осмотрел их – нет ли повреждений. Если ко мне и были подсоединены какие-нибудь шунты, разъемы и мониторы, то они безболезненно отделились, оставив лишь несколько едва заметных следов. Дрожи в руках не чувствовалось, а пошевелив пальцами, я обнаружил, что исчезло и былое онемение. Пока я пребывал во сне, капсула, похоже, привела в порядок мою периферийную нервную систему.

Я двинулся в сторону, к соседней капсуле. Она тоже была открыта.

– Сидра! – выкрикнул я, скорее для того, чтобы проверить свои голосовые связки, чем с намерением позвать хозяйку. Голос звучал хрипло и сухо, но достаточно громко, чтобы его было слышно за пределами анабиозной камеры. – Сидра, ты где?

Ответа не последовало.

Я проплыл по всей камере – это было легко, поскольку рядом всегда оказывалось что-нибудь, позволявшее ухватиться рукой или оттолкнуться ногой. Воздух был прохладным, и я с радостью нашел шкаф с простынями, в одну из которых тотчас завернулся. В другом шкафу оказались емкости с лекарствами и питательными таблетками, которыми я тоже без колебаний воспользовался. Если Сидра собиралась меня отравить, то выбрала для этого чересчур замысловатый и абсурдный способ.

Решив, что ждать в анабиозной камере бессмысленно, я отправился на разведку. При условии, что корабль допустит меня туда, где я уже побывал, я рассчитывал найти Сидру полностью проснувшейся и деятельной, по-прежнему демонстративно безразличной к моим чувствам.

Но ни в одном из знакомых мест ее не оказалось.

Корабль не пытался чинить препятствия или сбивать меня с толку. Коридоры вели, куда я рассчитывал попасть, двери оставались на своих местах, но я находил лишь пустые помещения.

Наконец появился шар, который куда-то плыл, втянув конечности внутрь тела. Я следовал за ним до шлюза в брюхе корабля – того самого, через который попал на борт. Никаких следов Сидры не обнаружилось и там, зато я увидел лишь один скафандр, частично погруженный в стену.

На месте другого зияла впадина в форме скафандра.

– «Коса», – заговорил я, – если ты слышишь меня и понимаешь – можешь ли подтвердить, что Сидра покинула корабль?

Ответа не последовало.

Я подошел к шлюзу, надеясь обнаружить намек на то, когда им пользовались в последний раз. Но, как и большая часть корабельных систем, датчики и органы управления работали по нейральным или жестовым каналам, к которым имела доступ только Сидра.

Я уже обшарил рубку управления, но все равно вернулся туда. До этого я искал Сидру, а теперь меня заинтересовало, что находится снаружи.

В прошлый раз ничто не привлекло моего внимания – и неспроста. Иллюминаторы превратились в черную ленту. «Коса» не находилась возле планеты, или звезды, или вообще на какой-либо орбите. Но если мы в межзвездном пространстве, то где звезды? Коль скоро мы куда-то летим, все равно должны быть видны одна или две яркие звезды, вне зависимости от релятивистских эффектов.