- Говорят такие ужасы про ту канцелярию, мой друг, - хваталась за рукав полковника одна из метресс оренбургского света. - Неужели это правда о пытках и даже дыбе бедных заговорщиков?

- Что вы, мадам, - высвобождал свой локоть из цепких рук женщины фон Оттович, - это все слухи. Нет никаких пыток. Эта канцелярия не возникла на пустом месте, ее еще создал Павел Первый, а его сын император Николай Первый только восстановил утраченное. Нужно отметать зерна от плевел, мадам, - закончил полковник, - И разрешите все же мне поискать свою жену.

Он нырнул в толпу приглашенных, чтобы вновь быть остановленным уже другими любопытствующими.

- Так не может больше продолжаться, - ругался он сквозь зубы. - Немедленно к Дарье и вон отсюда.

Свою жену он нашел в окружении молодых офицеров своего полка. В белоснежном подвенечном платье, что он привез из самого дорогого модного салона столицы, она была чудо, как хороша. Ее глаза сверкали от внимания, щечки розовели, улыбка открывала белоснежные зубки. Весь ее облик говорил о желании нравиться, и она получала это. В сердце старого повесы закрадывалась ревность, смешанная с отчаянием. Все же он понимал, что огромная разница в возрасте еще не раз будет ему доставлять неприятности, а возможно и беды. Но он бросился в свою любовь, как в омут.

- Будь, что будет, но пока она моя и я счастлив,

С такими мыслями он подошел к своей избраннице и предложил ей свой локоть.

- Мы благодарим всех присутствующих, которые поздравили нас с таким событием в нашей жизни, - начал полковник свою отходную речь. - И сейчас разрешите нам удалиться, чтобы мы могли отдохнуть. Вам же советую продолжить веселье.

Взяв Дарью за руку, он вышел из здания и посадил в карету, с намерением везти свою молодую жену в отдельно снятый дом для совместного временного проживания. Их медовый месяц с согласия самой Дарьи Дмитриевны, решено было провести в Оренбурге, рядом с отцом.

Горничная, назначенная полковником прислуживать своей жене, помогла раздеться Дарье и приготовиться к первой брачной ночи. Ей уже рассказали о действиях мужа и советовали слушаться его во всем.

- Он не обидит тебя, душенька, - говорила сквозь слезы Авдотья. - Не бойся. Виктор Иванович любовник опытный, он будет ласков и внимателен к тебе.

Слушая эти слова и наблюдая за грустью кормилицы, Дарья не понимала ее слез и еще больше замыкалась в своей тревоге. Она не любила полковника, не испытывала к нему ничего, кроме благодарности и некоторой симпатии. И поэтому постель казалась ей чем-то вроде плахи, где будет покончено с ее юностью и наступит время семейных обязательств. А ей так хотелось страсти, такой, как пишут во французских романах: поцелуев, объятий, признаний на коленях под горящим взором таких же юных глаз. Но она получает старого мужчину, испытавшего многое, а не пылкого возлюбленного. Она проплакала всю ночь перед венчанием и встала с опухшими глазами. Авдотья только всплеснула руками, когда увидела ее утром.

- Матушка, да где это видано, чтобы с таким лицом и под венец? - суетилась она, прикладывая к отекшим глазам Дарьи ромашковый настой, - Что подумает батюшка, увидев тебя такой? Он и так весь извелся, отдавая за полковника. Всё его сомнения. А ты еще и заставляешь всех сокрушаться. Неправильно это. Раз дала слово, то выполни. Бог не простит непослушания. Или не хочешь замуж?

- Нет, что ты, нянюшка! - встревожилась Дарья, откидывая ткань с настоем с лица и подскакивая с кровати. - Я просто прощалась с юностью. Вот и не смогла уснуть и даже плакала.