– Семен, уймись, – сказал Васильев. – Не время ругаться. А в этом лагере как вы оказались? – Вопрос адресовался двум травникам.

– Вот так и оказались, – ответил один из них. – Можно сказать, что добровольно.

– Ну а я о чем толкую! – вставил свое слово Грицай. – Все здесь ясно-понятно!

– Не пори горячку, Семен! – одернул Грицая Васильев. – Понятно, непонятно… Если бы все с налету было понятно – как бы нам легко жилось и воевалось!.. Ну так как вы очутились в этом лагере? Что значит – добровольно?

– Так ведь у нас и выбора никакого не было! – сказал один из хивис. – Или подохнуть в Майданеке, или попытаться вырваться на свободу. Из Майданека не вырвешься. А отсюда можно было попытаться. Мы думали так: согласимся на предательство, то есть сделаем вид, что мы согласились. Нас здесь чему-то выучат, дадут нам в руки оружие и отправят воевать против партизан. Ну или еще лучше, если забросят в советский тыл. И только нас и видели. Тотчас же сдадимся советским властям или организуем самостоятельный партизанский отряд и станем воевать дальше.

– Воевать-то можно везде, – добавил второй хивис. – Хоть вместе с Красной армией, хоть здесь. Враг везде один и тот же. В общем, сбежим отсюда, а уж дальше будет видно.

– И что же вы не сбежали? – все никак не мог успокоиться Грицай.

– Не сбежали, потому что не успели, – пояснил один из травников. – Мы ведь здесь не так и давно. Не успели окончить курсы. Потому что пришла Красная армия. Ну все и разбежались кто куда. А мы вдвоем остались. Верней сказать, все было не совсем так. Всех курсантов ночью погрузили в вагоны и отправили… Я не знаю, куда именно их отправили. Должно быть, куда-то подальше на запад. Ну и, понятное дело, все немцы-преподаватели и солдаты-охранники тоже укатили в том же самом направлении.

– А вы что же? – спросил Васильев.

– А мы, как видите, остались. Договорились заранее, что не поедем со всеми на запад ни в коем случае. Схоронимся в каком-нибудь подвале и дождемся прихода Красной армии. В суматохе, может, и не заметят. А не заметят, так и не станут искать. Вот, схоронились… – сказал один из травников.

– Мы знали, что рано или поздно вы сюда придете, – добавил второй травник. – Лагерь-то особенный. Значит, появитесь. Ну и, когда вы появитесь, мы выйдем вам навстречу.

– Ну-ну… – хмыкнул Семен Грицай. – Пошептаться бы надо, командир. Есть у меня кое-какие соображения…

Оставив Егора Толстикова присматривать за двумя незнакомцами, остальные трое смершевцев отошли в сторону.

– Не верю я этим типам, – нервно произнес Семен Грицай. – Сомнительные они! Подсадные! Враги!

– Не горячись, – поморщился Никита Кожемякин. – Так уж и враги! Может, просто они попали в трудное положение. С камнями против танков и впрямь много не навоюешь. Неизвестно еще, как бы мы с тобой повели себя на их месте.

– Ну я-то в плен не сдался бы! – резко ответил Грицай. – Лучше бы погиб под гусеницами танка!

– И много с того было бы толку? – вздохнул Никита Кожемякин. – Какое уж тут геройство – погибнуть глупым образом?

– Конечно! А вот добровольно сдаться в плен – это уж геройство так геройство! – ядовито парировал Грицай. – Прямо хоть орденами их награждай за такое дело!

– Зачем же орденами? – рассудительно произнес Кожемякин. – Не надо награждать их орденами… А вот выслушать их до конца следует.

– А то мы не выслушали! – Грицай упрямо мотнул головой.

– Так ведь не выслушали, – сказал Кожемякин. – В том-то и дело. А может, они расскажут нам что-то интересное о лагере. О тех, кто не ушел со всеми на запад, а затаился где-то поблизости. Или ты позабыл, о чем толковал подполковник из разведки? И для чего мы приперлись в этот лагерь?