- Тогда, может, хватит меня мучить? Всем вам? Просто отпустите меня… А я сама решу, можно ли избавиться от одержимости.

- Вас преследует кто-то из наших? – цепкий взгляд прогулялся по моему лицу и остановился на глазах.

Не выдержала напора и зажмурилась:

- Не хочу никого из вас ни знать, ни видеть.

- Вот это боюсь, невозможно, - без капли раскаяния бросил Роберт Евгеньевич и по скрипу койки, поняла, что мужчина встал. - Мы существуем с вами в одном мире. И, раз вам известно о нас, просто смиритесь.

Чуть расслабилась и всё же посмотрела на врача:

- Если бы ваши разборки не касались нас, людей, думаю, мы бы спокойно уживались, - выдохнула горько. – Но вам и развлекаться хочется ,и нас грушами для битья выставить.

- Вам кто-то угрожал? – настаивал Роберт Евгеньевич строго.

- Я устала, - отвернулась и, подтянув одело к подбородку, вновь закрыла глаза.

- Хочу, чтобы вы знали, - ровно лился голос врача. - Никто вас не обидит в стенах этой больницы. Я даю вам слово.

Не ответила. Да и что?..

5. Ч2 Глава 5

Глава 5

Курс реабилитации помогал восстанавливаться физически и, конечно, он бы не смог пройти без посещения специалиста-психотерапевта. А так как им по всем документам являлся Эпштейн, ему позвонили и сообщили, что я в очередной раз в больнице.

Несмотря на то, что Новый год уже на носу, настроение совершенно не ахти, и уже тем более не праздничное, скорее суицидальное! Я мучилась, переживала, накручивала, опять впадала в депрессию и откровенное уныние. Поэтому разговор по душам с психоаналитиком не помешал бы. К тому же кроме него мне, по сути, и обсудить-то не с кем столь щепетильные темы.

Шлёма явился уже на следующий день после того, как загремела в больницу. Я ему была благодарна, единственное, не удержалась и высказала:

- Вы меня обманули.

- И в чём же? – Эпштейн приставил стул ближе к койке.

- Вы сказали, я другая…

- И это так, - опустился на сидение - ногу на ногу, руки в замок и на колено. Спина прямая, взгляд пристальный.

- Нет. Боюсь, моё спасение тоже либо в заточении в клинике, либо в смерти.

- Думаю, скорее всего, вы неправильно оценили обстановку, поэтому и пришли к ошибочному мнению, - рассуждал мозгоправ, задумчиво сдвинув брови к переносице. С неудовольствием отметила, что мужчина вновь перешёл на «вы».

- Я приняла единственно верное решение, но мне не дали его завершить!

- В смерти нет спасения, - сухо резюмировал Шлёма, - но как один выход из сложившейся ситуации, вполне рационален. Хотя, признаюсь, ваша жалкая попытка не произвела на меня впечатления.

- Что, простите? – дрогнул голос, даже ушам не поверила, услышав подобное заявление.

- Ну как же, - скучающе потянул Эпштейн. - Самоубийство таблетками, при этом обзвонить всех... Вы хотели привлечь внимание?

- Н-нет, - мотнула неуверенно головой. – Я... – замялась, потому что не находила отговорок.

- Что? – вскинул брови психотерапевт. – Когда собираются умереть – делают попытку более решительно. А вы? Выпили сомнительные пилюли, написали смс знакомым, обзвонили родственников. Вы хотели, чтобы вас спасли? – очередной вопрос, приправленный сарказмом, вывел из ступора.

- Нет! – теперь голос звучал уверено и даже зло. - Я так поступила потому, что не хотела, чтобы меня первыми наши дети. Я знала, что кто-то сорвётся, и в этот момент надеялась, что Злата и Илья будут в школе. Как быстро действуют лекарства не знала. Поэтому импровизировала.

- Банально и неубедительно, – поморщился Эпштейн. – Халтура. В следующий раз прошу– больше экспрессии и решительности, чтобы у врачей не было шанса вас спасти, а мне не пришлось вести «дружеские» беседы с патологически нездоровой личностью.