Суровый вид Эмеса храбрости мне не придал. Возле него стоял и мой чемоданище.

— Удачи, Алевтина!

На верхней площадке появились четверо внуков госпожи Инессы.

— Оторвись там по полной. Незнакомых зелий не пей. 

— Ага, и парней отшивай.

— Вот это точно! Старшики любят первокурсницам головы дурить...

— Если прогуляла лекцию — лети в лазарет и жалуйся на живот.

— Говори, что привыкла к домашней еде и у тебя несварение…

— Из башен Академии в неуставное время лучше всего выбираться через кухню.

— А ну, молчать! — рявкнул Эмес на братьев. — Научите мне её сейчас. Ещё не хватало, чтобы я в кабинет ректора таскался через день и выслушивал о её достижениях.

— Чего вдруг? — спросила я, тихо подойдя к нему вплотную. — Вы то ко мне каким боком?

— Прямым, Алевтина. Каждый твой проступок тенью ложится на меня как на главу рода. Я твой официальный опекун.

— Какой опекун? — не поняла я. — Мне уже двадцать лет. Поздновато опекать.

— Любая незамужняя женщина рода находится под моей прямой опекой до момента вступления в брак… 

— Я совершеннолетняя!

— … а юридическое совершеннолетие у нас с двадцати одного года, — продолжил он, словно и не слыша меня. — Так что веди себя так, чтобы я не краснел.

— Вы меня толком не знаете, а уже разговариваете со мной так, словно… — я поджала губы. — Вы мне неприятны, Эмес. 

— Зря дуешься, Алевтина, — он мягко отобрал у меня чемодан, за который я непонятно когда успела вцепиться. — Я говорю прямо как есть. Поставь себя на моё место. Наслушаешься сейчас этих оболтусов, влипнешь в неприятности, и будем мы с тобой, как два нерадивых ребёнка, выслушивать перечень твоих свершений и ждать оглашения наказания в виде отработки. Не знаю как тебе, а мне это удовольствия не доставит.

— Поняла. Постараюсь не попадать в истории. Чтобы поберечь ваше самолюбие.

— Алевтина, — я подняла на него взгляд, — ты и правда злишься на меня?

— Я? На вас? Вы мне неинтересны. Чего ради я буду тратить на вас свои эмоции?

Отвернувшись, я подождала, пока он переварит информацию и пойдёт вперёд. На самом деле я лукавила. Он меня задел за живое и теперь...
Эмес Валынский занимал мои мысли.

Очень уж хотелось насолить ему, заинтересовать собой и проучить.

Вот чтобы и ему стало так же обидно, как мне.

— Пойдём, — взяв под руку ничего не подозревающий ведун потащил меня к выходу. 

Обернувшись, я ещё раз окинула взглядом холл огромного дома.

Нет, роскошь меня не трогала.

Мой взгляд упал на портреты.

Мне на прощанье размахивали руками призраки, населяющие их.

Улыбнувшись, махнула и я.

20. Глава 20

Вежливо подав мне руку, Эмес помог забраться на двуколку и, пристроив мой чемоданище сзади, запрыгнул следом.

Дождавшись, пока ведун усядется рядом со мной, извозчик слегка замахнулся хлыстом. 

— Ну, пошли! — прогремел его бас, и карета тронулась.

Я молчала, мой сопровождающий тоже.

Между нами появилось неясное гнетущее напряжение и с каждой минутой оно усиливалось.

— Через два квартала будет "временная" остановка, — наконец пробурчал Эмес. — Там пересядем на дилижанс.

— А на двуколке сразу нельзя доехать? — я ухватилась за эту возможность поговорить.

Всё лучше тяжёлого молчания.

 — Это городской транспорт, Алевтина. А нам нужно чуть дальше городских стен. В Академию принято добираться именно на временных дилижансах и дирижаблях. Считай это традицией.

Он замолчал и уставился перед собой, ну и у меня больше вопросов не нашлось.

Двуколка, как нарочно, медленно катилась вперёд. 

Я с восторгом рассматривала двухэтажные деревянные дома с резными ставнями, низкие заборчики, за которыми ютились клумбы. Дорогу нам перебежала большая лохматая собака с внушительной костью в зубах. За ней гнался грузный мясник в перепачканном некогда белом фартуке, выглядывающим из-под пуза. Проворный пёс, обнаружив погоню, ловко, не теряя добычу, пролез в небольшую щель между домов и был таков. Полному мужчине ничего не оставалось, как развести руками и поругать весь собачий род до энного поколения.