– Притворись моим парнем, – поясняю я, – очень нужно.

Его взгляд резко становится строже, сильно выделяются скулы.

– Пожалуйста? – добавляю я с надеждой в голосе.

– Назови хотя бы одну причину, зачем мне это.

Густые брови сходятся на переносице. Кир достает из кармана пачку сигарет, чем еще сильнее бесит меня, и собирается подкурить прямо здесь! Я вырываю ее прямо у него изо рта и бросаю за бар точно в мусорное ведро. Скоморохин усмехается, а я хватаю его за футболку и притягиваю ближе.

Его губы оказываются прямо напротив моих. Очень даже пухлые губы, то есть… Хватит, бог мой! В такой близости я ощущаю запах сигарет, а я терпеть не могу курящих. Да и самого Кирилла не жалую, но разве у меня есть выбор?

– Куда ты смотришь? – спрашивают я его.

– Тот кучерявый пялится на нас.

– Это просто замечательно. Поцелуй!

– Если существует угроза, что позже мне помнут лицо, тебе нужно очень постараться, чтобы заинтересовать меня.

– Скоморохин! – О да, я уже рычу. – Я сделаю все, что ты пожелаешь. Потом. Заплачу, если хочешь.

– На кой черт мне твои деньги? – даже как-то оскорбляется парень. – Свои есть.

Я лишь крепче сжимаю пальцами ворот футболки, молча приближаюсь к его лицу и практически перестаю дышать.

– Прошу.

Борьба глазами затягивается.

– Ладно, – сдается все-таки он. – Ты только смотри не влюбись в меня. Не хватало еще.

Вот же самоуверенный гад!

– А куда смотреть-то? Да я скорее соглашусь отрезать себе язык! – даже змея позавидовала бы тому, как искусно я шиплю.

– О, молчаливая ты будешь прекрасна.

– Ты поцелуешь меня или…

Скоморохин обрушивается внезапно, он губами закрывает мне рот. Удивительно мягкими губами, кстати, я думала, они будут такими же жесткими, как и его взгляд. Кир давит пальцами мне на затылок и быстро подключает язык. Он целует откровенно, с привкусом горечи и дыма, а я в один миг забываю все слова возмущения.

И из его силков оказывается не так просто вырваться.

– Он смотрит? – тяжело дыша, спрашиваю я, когда отстраняюсь.

Кир не сразу понимает, о ком я, недовольно оглядывается и выдает короткое «да». Он уже тянется ко мне снова, а я не знаю, что подсказывает мне обернуться назад. Но я делаю это и убеждаюсь, что не зря – никого нет. Лёвы нет. Скоморохин соврал.

И почему меня это не удивляет?

Когда я снова смотрю Киру в глаза, тот лишь пожимает плечами.

– Придурок! – Не жалея сил, я бью его кулаком в грудь.

– Ты не охренела ли часом?

– Дурацкая пепельница! – ору я, обиженная на весь белый свет. Обиженная на жизнь, на судьбу, Льва и, прежде всего, на саму себя.

– Проваливай, сумасшедшая! – кричит мне в ответ Скоморохин, пытаясь отбиться. – На хрен от тебя ничего не надо!

Я еще по инерцию стучу кулаками раз и два, а затем останавливаюсь. Замечаю пристальные взгляды, направленные в нашу сторону, и делаю шаг назад, второй, третий. Это попытка к бегству?

– Эй, у Яси смена сегодня, — возмущается Дэн, — мне нужно домой.

– Ничего, она возьмет выходной, а ты поработаешь. Не видишь? ПМС у девчонки. Совсем с катушек слетела, – Кир произносит это так громко, что его пламенную речь слышат все.

Вот же!

Я показываю ему средний палец и пулей вылетаю на улицу, лишь бы не видеть его больше. Жар июльского вечера тотчас опаляет легкие, но я бегу дальше, бегу что есть силы, наплевав на мотоцикл, оставленный на парковке.

Я перебираю ногами в привычном ритме и дышу: вдох-выдох. Мне нельзя останавливаться. Бег всегда спасает меня, и это именно то, что нужно сейчас, потому как мне больно.

Потому как сердце, кажется, опять начинает кровоточить.