После часового марафона мы оба лежим без сил. Ди довольно улыбается, красивая она: яркие черные глаза, строгие черты, большая грудь и тонкая талия. Не в моем вкусе, но красивая. Мне она нравится, потому что честна и откровенна в своих желаниях. Да, она точно знает, чего хочет и никогда этого не скрывает. Плюс Ди хорошо удается убирать симптомы, но до корня моих проблем даже ей не добраться. Зато до моего «корня» она добирается без проблем, ха.

Я ухмыляюсь, та устраивается под боком и обнимает, а у меня в тот же миг возникает острое желание сбежать. Ненавижу подобную близость, но приходится терпеть иногда, потому что нам хорошо вместе – мы нужны и не нуждаемся друг в друге. Мы не изливаем души, а всего лишь успокаиваем тело. И я ценю это в Ди, потому что слишком редко встречаю себе подобных. Даже Марика устраивала сцены ревности и концерты, когда я спал с ней, а поначалу казалась совсем другой.

В итоге они все требуют больше, чем я готов дать. В итоге им всем нужны чувства, которых нет. Нет и не будет. Внутри меня выжженное поле, откуда этим чувствам взяться? Маму забрали еще в детстве, в глазах отца с тех пор лишь беспробудное чувство вины. Откуда во мне может, блть, возникнуть любовь? Если я и был знаком с ней, то уже не помню.

Когда под подушкой вибрирует телефон, я, не взглянув на экран, догадываюсь, кто звонит. Меня вообще регулярно беспокоят всего несколько человек, а так настойчиво – второй раз подряд до сброса – только отец. И чего ему не спится?

Я смотрю, как его имя загорается снова, и что-то шевелится внутри. Может быть, ему и правда не все равно? Тут же отсекаю стремные мысли, потому что они никуда не ведут. Отцу просто не нужны прежние проблемы и очередные скандалы – вот и все.

– Здравствуй, Кирилл, – слышу я в трубке.

Голос у него какой-то усталый. Опять сидел в офисе допоздна? Он такими темпами себя раньше времени угробит.

– Привет, па. Знаю, что не позвонил. Замотался.

– Я заезжал посмотреть, как ведутся дела в баре, но мне сказали, ты уехал давно.

– Я буду дома, па. Скоро. Не жди меня опять до утра.

– Надеюсь, ты помнишь наш уговор.

Гудки оборвавшейся связи до дрожи раздражают барабанную перепонку. Я прекрасно помню, где обещал быть, особенно с тем, как часто мне об этом напоминают. Прекрасно помню разговор о том, что наркоманам и пьяницам не место среди Олейников. И о честной сделке с отцом мне не дают забыть – «рехаб» или домашняя терапия на строгих условиях. Я. Все. Помню. Знаю, что я сам выбрал более длинный и сложный путь, но отец слишком, блин, ответственно отнесся к роли надзорного органа, назначенного мозгоправом.

Почему с мамой у нас все было иначе? Мы всегда понимали друг друга с полуслова, поддерживали, были друг для друга источником силы. Подобной связи я в своей жизни больше не встречал, возможно, и не встречу никогда больше. Мое сердце сдохло и остановилось вместе с ее сердцем много лет назад — вот она правда. Я гребаный ходячий мертвец.

Я быстро одеваюсь и, как обычно, не оставляю за собой следов. Будто меня и не было здесь, будто и вовсе не существует.

– Спасибо, – говорю я Диане.

Всегда. Не за секс, а за прожитый день. Она меня понимает. Она не виновата, что я не способен на чувства. Она не виновата, что сама другая и любит всех без разбора. Мы оба не виноваты, что рождены и выращены с дефектом.

– Пожалуйста, – каждый раз отвечает она.

Я выхожу из прохлады подъезда на воздух – горячий, спертый, который не дает нормально продохнуть и отбивает желание закурить.

Я не один, не один,