Олейник-старший, одетый в дорогой костюм и галстук-удавку, хмурит брови. Хмурит брови и вот ни фига ж не верит, но молчит.

Ненавижу врать, хоть и дается мне это легко. Почему же с тех пор, как я попросила помощи у Скоморохина, ложь из меня льется без остановки? Кошмар.

Не знаю, что собирается ответить его отец, по выражению лица не понять. Слава богу, ему звонят и отвлекают от нас.

– Минуту, – произносит, пригвождая к месту будто нашкодивших детей.

Я выдыхаю, лишь когда тот отворачивается и говорит про дом – наверное, с хозяином. Или с соседями. Или с той же полицией. В общем, по наши души диалог. То есть не по наши, а по мою душу и Кира. То есть… ну вы поняли.

Я вздрагиваю, почувствовав, как оголенного плеча и шеи касается горячее дыхание. Кирилл наклоняется ближе, и мурашки разбегаются по телу.

– Я не прошу целовать меня и не зову на ужин, – шепчет, сохраняя «покерфейс». – Просто сделай так, чтобы я не уехал с отцом. Скажи, соври что угодно, и ничего не будешь мне должна.

Я хочу возразить, что и так прикрыла его задницу, но лишь киваю. Кириллу плохо, он и не пытается это скрыть. Что вообще происходит?

– Пойдемте, развезу вас по домам. Еще заболеете, – вмешивается Глеб Борисович. Действительно лишь на минуту отвлекся.

У меня зуб на зуб не попадает, но я выхожу вперед с высоко задранным подбородком.

– Кирилл обещал остаться у меня, – заявляю я бесстрашно, но это только на первый взгляд. – Мы вроде как встречаемся.

Лицо Олейника вытягивается.

– Ты же с родителями живешь? – Что-то он не очень рад новостям. Неужели я не подхожу на роль невестки?

– Большую часть времени – да, но у меня есть собственная квартира. Кстати, всего в паре кварталов от дома. Можете подкинуть нас туда. Если, конечно, ваш «мерседес» не смущает тот факт, что мы насквозь мокрые.

Продолжи я говорить, например, про корабли, которые лавировали, никто бы и не заметил – так быстро я тараторю от волнения.

– Случайно упали в бассейн. – Я пожимаю плечами.

– Поехали, – после недолгих раздумий говорит мужчина.

Без тени улыбки на лице – Кирилл вылитый. То есть наоборот. В общем, вы поняли.

Мы выходим за ограждение, как раз когда перед воротами десантируются работники клининговой компании – из микроавтобуса один за другим, точно муравьи, выбегают уборщики с современными пылесосами. Но едва я успеваю подумать об этом, как отвлекаюсь на помеху справа.

Скоморохин! Дерзким и быстрым движением он стягивает через голову футболку, обгоняет и, не пытаясь открыть мне дверь – бескультурный нахал! – или хоть как-то поухаживать за «любимой» девушкой, забирается в машину и откидывается на спинку.

Семейка Адамс, не иначе.

Едем мы в полном молчании: только ночная дорога, свет фонарей и плечи, что упираются в кожаное сиденье прямо передо мной. Усыпанные веснушками и мелкими родинками плечи. А когда Кир закидывает руку за голову, перед глазами возникает еще и узор длинной витиеватой татуировки, которую я никогда не разглядывала вблизи. Чернила и чернила. Лишь сейчас я распознаю какие-то руны, обтекаемые образы, символы. Для меня они ничего не значат. Из знакомого только римские цифры, да и тех целый набор, не выходит быстро расшифровать.

Скоморохин потягивается, задевает мой любопытный длинный нос и резко оборачивается, а я не успеваю среагировать. По-прежнему сижу ближе, чем следовало, еще и с разинутым ртом.

Оставшийся путь я всячески пытаюсь игнорировать настойчивый взгляд Кирилла в боковом зеркале. Он открыл окно, куда задувает приятный прохладный ветер, и смотрит на меня. Практически не моргает и ни капли не скрывает, что наблюдает.