— Да что с тобой, Лив? — строго спросила Гриди. — Так и льешь яд!

— А вы чего ждали? Опозорили меня перед друзьями, запираете дома, как девчонку! Еще бы за волосы меня домой потащили… Я такого не потерплю, ясно?

Гриди стала отвечать, сыпать упреками в ответ, но на Ливви ее слова не действовали: девушка даже и не пыталась скрыть, что мнение матери ее не только не интересует, но еще и смешит.

— Лучше ей займитесь, — бросила девушка, указав на Еву, и встала из-за стола. — Зовите для нее лекаря, нянькайтесь. Мне ваша опека не нужна, вы только мешаете. Я и сама о себе могу позаботиться – не дура.

«А вот это – спорное утверждение», — подумала Ева.

Вопреки ожиданиям Евы лекарь оказался вполне компетентным и адекватным, да еще и молодым. Брокк нанял коляску, чтобы привезти такого во всех смыслах дорогого гостя, а Гриди заранее расстаралась с угощением – испекла сладкий пирог, источающий такие соблазнительные запахи, что даже токсичная Ливви пришла за кусочком.

Еву усадили на стуле в комнате родителей на втором этаже, одновременно служащей в этом доме гостиной; Брокк встал рядом, сложив могучие руки на груди, и внимательно наблюдал. Гриди с таким же вниманием наблюдала из другой точки, а у самой двери встала Ливви, заинтересовавшись самим лекарем.

Ощупав осторожно голову Евы, он произнес задумчиво:

— Голова у вас крепкая, девушка. Удар, способный вызвать потерю памяти, должен был быть сильным, но ваши косточки оказались сильнее.

— Это хорошо, — отозвалась Ева.

— Особенно хорошо, что вас не тошнило и ноги не заплетались.

— Ноги не заплетались, — с готовностью подтвердила Гриди, и муж сурово на нее глянул: не лезь, мол, не мешай.

— Потеря памяти – это, конечно, плохо, но я не вижу опасных симптомов. Я бы посоветовал вам спать полусидя первое время, и если вдруг начнутся головокружения и дрожь в руках, сразу шлите за мной. Иногда кажется, что человек цел-целехонек, а потом…

— Что потом? — воскликнула Гриди и подорвалась к гостю. — Что будет с моей девочкой?

Брокк покраснел со стыда: жену он любит, но, право, иногда она ведет себя точно как ее родня-деревенщины!

— Не бойтесь, девица у вас крепкая, — заверил лекарь, хотя сидящая перед ним пациентка по возрасту скорее женщина. — Но голова есть голова, и если по ней крепко ударить, может быть всякое.

— А-а-ах! — Гриди начала заваливаться набок, и сразу трое – Ева, Брокк и лекарь – кинулись ее удерживать.

В итоге женщину перехватил Брокк, взял на руки да отнес на супружескую кровать – большую, красивую, с балдахином, как в домах каэров. Эту кровать, собственно, и заказал каэр Морк для своего загородного дома, но в итоге кровать не одобрила его супруга и широким жестом продала с хорошей скидкой Брокку, который в то лето служил у них поваром.

Гриди пришла в себе еще до того, как ее уложили, так что нюхательные соли не понадобились. Игнорируя все приличия, она схватила склонившегося над ней лекаря за руку, подтянулась к нему и проговорила:

— Не скрывайте, скажите правду! Что станет с нашей Эвой?

— Ничего с ней не станет, — ответил растерянно молодой человек.

— Она умрет?!

— Жена! — рявкнул Брокк.

— Никто не умрет, — сказал лекарь, чтобы успокоить излишне впечатлительную женщину. — Но если вдруг что – шлите за мной в любое время.

— В любое время? — слабо уточнила Гриди и отпустила руку лекаря. Найдя взглядом дочь, она произнесла трагически: — Богиня Мира тебя испытывает, Эва, посылая трудности и даже смерть. Но если ты станешь жрицей, то будешь лучшей. Лучшей!

Брокк закатил глаза и отвел лекаря в сторонку.