Я слушаю и киваю:

– Знаешь, Сигелла, после того как ты загребешь баксы, отпускать девчонку очень опасно. Она ж молчать не будет. Да и нам когда-нибудь захочется двинуть обратно в Штаты.

– Не думаю, что мы отпустим ее домоиньки, – улыбается он и косо щурится. – Может, я найду этой Миранде другое, так сказать, применение. Ну а когда игрушка мне надоест… бывают же разные несчастные случаи. Правда, ребята?

Он обводит глазами свою шайку. Все лыбятся. Такой отпетой швали вы еще не видели.

– Идем дальше, – продолжает Сигелла. – В Толидо, Лемми, я присматривался к тебе и допер: вился ты вокруг Миранды ван Зельден не из желания полюбоваться на ее мордашку. А когда она свалила из гостиницы и ты глазел вслед ее машине, я понял: у тебя есть свои виды на Миранду. Верно?

– Допустим, – отвечаю я. – Могу поделиться с тобой своим замесом. Пошевелил я мозгой и подумал: а ведь эта дамочка Миранда вполне может на меня запасть. Поговорил с ней пару раз и выяснил, что у нее есть интерес к такой публике, как мы. И решил я: почему бы не потащиться следом за ней, не запудрить ей мозги и не подвести дело под брак? Расчет простой: когда старик ван Зельден узнает, что его дочурка выскочила за гангстера, он отвалит мне кучу монет, только бы поскорее с ней развелся.

– Замес ничего себе, – кивает Сигелла. – Но в сравнении с моим – мелкота. Может, ван Зельден и отвалил бы тебе несколько тысяч за развод, но это тьфу по сравнению с тем, что старик выложит за Миранду нам. Я хочу три миллиона, и я их получу!

Сигелла встает и подходит ко мне, берет мой опустевший бокал, сам наливает туда виски с содовой, не забыв бросить льда, и приносит мне.

– А теперь слушай, Лемми, – говорит он. – Я составил свое мнение и знаю тебя как облупленного. Это ведь ты четыре года назад застрелил двух копов в Оклахома-Сити. Вляпался на пятьдесят лет, но через шестнадцать месяцев улизнул из тюряги. Отлично сработано! Я бы не прочь послушать, как тебе это удалось. Не сейчас, конечно. Если не ошибаюсь, твое имя тогда было Прайс Фремер. Потом ты чего-то не поделил с одной канзасской шайкой, и пришлось спешно делать ноги оттуда. Если я не ошибаюсь, ты застрелил их парня. А потом ты совался во все, что только можно, и у тебя получалось. Мне как раз такой парень и нужен, Лемми. Шлейф делишек, что за тобой тянется, – хуже некуда. И потому нас ты не заложишь. Да и меня ты хорошо знаешь. Тебе известно, что я не потерплю ничьих взбрыкиваний. Играй со мной по-честному, и все будет о’кей. Но запомни: с момента, как ты уйдешь из этого уютного гнездышка, за тобой будут следить. Если ты хоть на полдюйма отклонишься влево или вправо от указаний, которые я сейчас тебе дам, тебе кирдык. Достанут в Англии, в Германии, во Франции и даже в Исландии. Это такой же факт, как то, что меня зовут Ферди Сигелла.

Все это было сказано на полном серьезе.

– Мне, Сигелла, ко всяким жестким штучкам не привыкать, – улыбаясь, говорю я. – Я играю по-честному, если сделка мне выгодна, но размениваться на мелочи – не мое. С какого перепугу мне въезжать в твой замес?

Он достает из нагрудного кармана какую-то бумажку.

– Нас двадцать пять в этом деле. – Сигелла оглядывает своих головорезов. – И все получат равную долю. А потому, Лемми, делай то, что говорят, заканчивай порученную тебе часть работы, и получишь двести пятьдесят кусков.

Я даже присвистнул. Двести пятьдесят тысяч долларов – это же куча денег! Похоже, Сигелла берется за дело с размахом.

– Меня устраивает, – отвечаю я. – Двести пятьдесят кусков – приличные деньжата. С ними можно бросить это ремесло и заняться разведением кур или еще чем-то. Но ты еще не сказал, что именно мне делать.