Господи, какой он всё-таки красавчик. В школе был и сейчас также притягателен. Кажется, за год я уже забыла, насколько он… обаятельный. Блин, ну почему ему обязательно быть таким сексуальным? Каждый раз, когда он рядом, я сражаюсь с реакцией собственного тела. Хочется прижаться к нему. Крепко-крепко. Хочется… чёрт… Даже в школе он так на меня действовал. Проклятье. Приходится вздохнуть поглубже, чтобы мысли сменили направление, которое до добра не доведёт.

– Прости меня, – внезапно говорит он.

– За что?

Мне бы хотелось звучать как-то безразлично или отстранённо, только получается хреново. И да, он об этом знает. Это выводит из себя. Ну, серьёзно!

– За что? За то… что случилось внизу.

– А что такого случилось? Всё нормально, – повожу я плечом. – Типичный завтрак. Типичные разговоры. Или ты отвык за год?

Миша делает шаг вперёд. В комнату.

А я, наоборот, отступаю к окну.

Хочется и взгляд отвести, но не могу. Смотрю ему прямо в лицо и вижу… боль?

Слабая часть меня хочет подойти и обнять Мишу. Но для чего? Успокоить? Но зачем? Другая часть полна ехидства и удовлетворения. Уела, мол. Попахивает мазохизмом.

– Я всего лишь… - начинает он и осекается. – Это всего лишь… я…

Да, это всегда всего лишь он.

– Зачем ты пришёл? – перебиваю его слабые попытки что-то там объяснить. – День на дворе. Кто-нибудь увидит тебя в моей комнате. Вопросов не оберёшься. Что ты здесь делаешь?

– Думаешь, меня заботит, что кто-то там меня увидит в твоей комнате? – в его голосе теперь скользит злость и на лице тоже.

– Конечно, заботит. Точно знаю, – утверждаю я, спокойная как удав, и моя собранность его раздражает.

– Да ни хрена ты не знаешь! – слегка повышает голос Миша и делает очередной шаг вперёд.

Он, конечно, недостаточно близко, чтобы дотронуться до меня, но я чувствую тепло его тела, и какая-то часть меня жаждет его прикосновений. Какая-то часть меня больна им на сто процентов, нет на миллион миллионов процентов. Эта дурная часть хочет трогать его всего, ощущать тепло рук, жар тела, твёрдость плоти. Поутихшая за утро тупая боль между бёдер ощущается с новой силой, потому что низ живота охватывает огонь. Пульсирует там, где всего несколько часов назад был Миша. Во мне. В голове мелькают образы, как он двигается, нависая надо мной. Ещё и ещё. Снова и опять. Толкаясь в меня. Пронзая собой.

Но не стоит забывать, что всё это принадлежит лишь нашим ночам. Одной безумно сладкой недели в году. Конечно, я слишком слаба, чтобы отказаться. Когда наступает день, всё, что случилось, остаётся внутри этой спальни. В пределах старой двуспальной кровати, которую мы разделяем, словно преступники. Миша может говорить всё, что угодно. Что ему всё равно, что я ни хрена не знаю. Но я знаю… знаю, что как только встаёт солнце, он уходит.

Утром я всегда одна.

Всегда.

Но до сегодняшнего дня я не думала о других женщинах. То есть, естественно предполагала, что они были. Что они должны были у него быть. Непостоянные, конечно, временные связи. Но я о них не думала. Так легче жилось. Были только Миша, я и первая неделя мая.

Вздыхая, прохожу мимо него, но притормаживаю у двери, оборачиваясь.

– Знаю, Миш, знаю я, просто… не всё, как выяснилось.

8. 08

Выйдя на улицу, я поднимаю взгляд на своё окно и вижу Мишу. Он всё ещё стоит в моей спальне. На его лице остаётся задумчивость и… боль. Не хочу видеть его таким, не желаю. Но что поделать? Подниматься обратно и успокаивать? Каким образом? А дальше что?

Интересно, Лера, ждущая меня возле машины, его заметила? Если и заметила, то подруга никак это не комментирует.