Сказать, что экипаж работал с полной отдачей сил, – значит не сказать ничего. Круглосуточно трудились многие тысячи людей в Ленинграде и в порту. Профессор Самойлович взволнованно пишет о них в книге «На спасение экспедиции Нобиле», выдержавшей несколько изданий[3]. Эта книга – о рабочих, грузчиках, продавцах, шоферах, кладовщиках, о служащих правительственных учреждений и организаций, о членах семей моряков, не говоря уже о самих моряках. Еще на берегу с наилучшей стороны проявил себя командир «Красного медведя» – так назвали красинцы трехмоторный «юнкерс» (эти машины в 1920-е годы по лицензии делали наши рабочие на авиазаводе), погруженный на борт ледокола, – Борис Григорьевич Чухновский. В дни, предшествовавшие отплытию, он лежал в госпитале, где его готовили к операции по поводу аппендицита. Узнав о драме во льдах и о подготовке спасательной экспедиции, летчик, невзирая на яростные протесты докторов, покинул больничную палату и присоединился к экипажу «Красина».

Под стать командиру был весь летный состав. Один из них – штурман и радист Анатолий Дмитриевич Алексеев – девять лет спустя стал участником высадки на полюс четверки папанинцев, Героем Советского Союза. Душой воздушного экипажа был второй пилот Георгий Александрович Страубе, Джонни, как дружески звали его на судне. Очень веселый, храбрый, остроумный и доброжелательный человек, он на первой стадии похода, до начала полетов, занимался комплектованием продовольственных посылок, которые летчики должны были, по первоначальному плану, сбросить на лед в окрестностях красной палатки. (Во время Великой Отечественной войны Г. А. Страубе умер от голода в блокадном Ленинграде…)

В момент выхода в море на борту «Красина» было сто тридцать шесть человек и среди них две женщины – уборщица Ксения Александро́вич и московская журналистка Любовь Воронцова. Нужно признать: начальник экспедиции был далеко не в восторге от того, что в этот опасный рейс идут женщины, и во время одного из заходов в норвежский порт даже подумывал о том, чтобы отправить их обеих домой, но, как записал Самойлович в дневнике, «единодушные просьбы товарищей окончательно решили их судьбу – они пошли с нами». Очевидно, не последнюю роль сыграли слова капитана «Красина» Карла Павловича Эгги, сказанные им о судовой уборщице: «Она уже много лет работает на „Красине“. Очень старается и порядочный человек».

Начальника экспедиции, конечно, мучили проблемы куда более серьезные, чем наличие на борту двух дам. Как поведет себя долго не плававшее судно, как будут работать три его паровые машины, оправдает ли надежды самолет, что нового и злого приготовила Арктика для людей, вознамерившихся проникнуть в глубь ее ледяных полей, за восьмидесятую параллель, кто выручит, если случится авария? На последний вопрос профессор Самойлович отвечал сам себе без малейшего сомнения: «Конечно, никто. Ибо какой корабль пробьется туда, куда может пройти лишь самый большой ледокол в мире! Как ни странно, при этой мысли у меня стало даже как-то радостно на душе. Никто? Тем лучше: значит, мы должны надеяться только на себя…»

Так сто тридцать шесть человек вышли на «Красине» в рискованный ледовый поход во имя спасения жизней девятерых: семи итальянцев, одного чеха и одного шведа. Начальник экспедиции, выступая перед экипажем, сказал: «Помните, что наша задача – благороднейшая из всех, какие могут выпасть на долю человека, – спасти погибающих от верной смерти, ибо вернуть человека к жизни – это непревзойденное, истинное счастье человеческое».