– Дай посмотрю, – кладёт на пол потрёпанного вида аптечку и садится рядом.

– Не надо, уйди.

– Да подожди ты! Там осколки, по ходу.

– Я сама, – упираясь, шепчу хрипло.

Не успеваю среагировать. Горячие пальцы касаются моей лодыжки и поднимают стопу вверх, фиксируя её на коленке второй ноги.

– Твою мать.

– Оставь мою мать в покое! – пищу, разнервничавшись. – И ногу тоже! – снова захожусь в приступе кашля.

– Стой, Настя, надо достать стекло, – подсвечивает фонариком ступню. – Не двигайся! – недовольно командует, когда я всё же предпринимаю попытку воспротивиться. – Замри, я сказал!

Сказал он!

Господь милостивый! У меня нет сил драться. Всё, чего я хочу, это просто лечь в кровать под одеяло. Настолько отвратительно разбитой себя чувствую.

Оперевшись затылком о холодный бетон, молча наблюдаю за тем, как алая жидкость стекает по жилистому запястью, испещрённому венами.

Моё внимание снова привлекает шрам. Опять испытываю странное, необъяснимое чувство дежавю. Как будто где-то его уже видела.

– Терпи.

Вижу, как поливает ступню чем-то, напоминающим по запаху аптечный спирт, и, сосредоточившись, извлекает осколки. Один за другим.

– Ссс… – непроизвольно напрягаюсь всем телом и делаю глубокий рваный вдох.

Ай-яй-яй. Больно.

– Тут всё, – по новой поливает порезы той вонючей жидкостью, после чего достаёт из аптечки широкий пластырь и бинт.

– Я сама, – тянусь, чтобы забрать его, но парень, резко дёрнув рукой в сторону, лишь раздражённо цокает языком.

– Не мешай мне, – выразительно на меня смотрит, а потом продолжает. Плотно и умело заматывает всю ступню бинтом. Я же всё это время стараюсь не думать о том, что ко мне прикасается человек, меня укравший.

Зачем помогает? Что за аттракцион невиданной щедрости?Это мои слёзы так подействовали?

– Вторую давай, – вынуждает поменять ноги местами.

Зажмуриваюсь, поджимая губы. Как же мне неприятно... Там так сильно щиплет и пульсирует.

– Сколько это длилось? – слышу его голос, но нарочно не отвечаю вслух.

Сколько? Это, к счастью длилось недолго. Он появился в подземелье очень вовремя.

– Идём.

От неожиданности за него хватаюсь, потому что он ни с того, ни с сего решает поднять меня на руки.

– Отпусти! Поставь! – наряду с негодованием чувствую внезапно накатившее смущение. Я же не в театре. И это не мой партнёр, а совершенно чужой, незнакомый мне парень, решивший без спроса нарушить личные границы.

Оказавшись на кровати, спешу от него отстраниться. Он мокрый и пахнет дождём. Это всё, что улавливает дурная голова.

Уходит, однако не успеваю залезть под одеяло, чтобы согреться, как он возвращается в комнату, с пакетом и бутылкой воды в руках.

– Надо измерить, – протягивает термометр.

– Засунь его себе знаешь куда, – прикладываясь к подушке, бормочу тихо.

– Тебе сейчас туда засуну, – отзывается зло и лезет ко мне с этим грёбаным термометром.

– Да сама я, сама! – выхватываю градусник и прячу под мышкой, нехотя принимая сидячее положение.

Этот принимается шуршать зелёным пакетом. Что-то достаёт и выставляет на тумбочку.

Искренне удивляюсь минутой позже, когда оказывается, что это лекарства. Спреи, таблетки, порошок.

– Какая забота… – шмыгаю носом и подтягиваю одеяло к подбородку.

– Не обольщайся. Это чтобы ты не откинулась, – бросает через плечо.

Хочется сострить, но сил нет абсолютно. Голова чугунная, кашель давит, нос заложило.

Термометр противно пищит, информируя о том, что готов сообщить результат.

Достаю его, успеваю заметить тревожные тридцать девять с половиной до того, как градусник самым наглым образом изымают.