Не хочу его рассматривать, но взгляд на автомате скользит ниже. Да, наследник одной из самых богатых семей прекрасно следит за собой - черная футболка, которая липнет к его телу, подчеркивает весь его рельеф. У него очень четкие мышцы спины. 

"Для того, чтобы избивать девушек" — зло замечает подсознание, и я чувствую себя грязной и ненормальной, из-за того, что уже в который раз думаю о привлекательной внешности этого ублюдка.

Когда мы садимся в машину, Смоленский протягивает мне упаковку влажных салфеток. 

— Умойся, — коротко произносит он. До меня доходит, на что похожи интонации его голоса. Они такие же мертвые и пугающие, как и ледяной ветерок, гуляющий по кладбищу. 

Я забираю салфетки, посмотрев в маленькое зеркальце и холодею: черт, дождь смыл весь мой макияж. У меня заметны веснушки. Как же я их ненавижу! Одноклассники вечно дразнили нас с сестрой, называя рыженькие пятнышки “тараканьими какашками”. 

— Хорошо. И накрашусь, — бормочу я, перетряхивая сумочку и наклонив лицо так, чтобы мокрые пряди волос хоть немного его закрыли. С них течет мне на коленки водичка. Плевать. Хуже уже не станет. Когда я двигаю задницей по сиденью - то слышу смешное чавканье и скрип - я вымокла насквозь, до нижнего белья. Кажется, водитель издает тихий смешок, и не успеваю я ехидно спросить, чего же он услышал смешного, как он поднимает перегородку между местом водителя и пассажирами. 

— Если накрасишься - дождь снова все размажет, как только мы выйдем из машины. 

“А если я не накрашусь, то сходство между мной и моей сестрой-близняшкой станет очень очевидным” — мысленно парирую Смоленскому я, размазывая по лицу тональник. Плевать, что он ложится полосами, главное - пусть спрячет хоть ненадолго все, что должен спрятать.

Еще и рыжие ресницы выдают меня. Брови с легким оттенком рыжины... Если на покраску волос, маникюр и эпиляцию каждый месяц у меня еще хватало терпения, то на постоянную подкраску ресниц и бровей - нет. А сейчас бы меня это спасло! 

Под звуки барабанящего об крышу дождя, я быстрыми взмахами прокрашиваю ресницы, скрывая предательский светлый оттенок и стараясь позабыть, что я сижу всего лишь в полуметре от человека, который вызывает у меня дикое напряжение. Быть рядом с ним - как жить по соседству с человеком, который разводит ядовитых змей.  

Я слышу тихий звук телефона - Смоленский записывает голосовое сообщение. 

— Антон, привези что-нибудь из еды. По-быстрому.  

— Я заскочу по дороге в ресторан, — оживает в ответ динамик, — минут сорок и все будет у вас. 

— У меня нет сорока минут, так что можешь обойтись фаст-фудом.  

Тишина. Потом телефон издает тихий “чпок” - приходит новое сообщение. 

— Мне в “Макдональдс” заехать? — несколько растерянно интересуется собеседник, а Смоленский хмыкает. 

— Куда угодно. Можешь захватить гамбургеры. На двоих. И кофе. 

Ого, что? Я таращу от удивления глаза -  Смоленский отобедает фаст-фудом. Я стану живым свидетелем, как рожденные с серебряной ложкой во рту не брезгуют пищей обычных людей. Чума просто. Гамбургер. Не полезный тар-тар из тунца, или филе-миньон с пюре из сельдерея, а булочка с котлеткой! 

— Можно мне тогда “Цезарь-ролл”? — интересуюсь я, повернувшись к Смоленскому. Если уж нарушать диету, то хотя бы более-менее полезной курочкой в лаваше. 

 Он равнодушно косится на меня, снимая блокировку с телефона, чтобы отправить сообщение. Но спустя секунду снова поднимает взгляд - уже несколько заинтересованный. И смотрит на мою бровь. 

— Саша, мы не в кабаре едем.  

— Что?