– Они думают, что я воплощение их богини, – я не стала вдаваться в подробности насчет греха, похоти и паровых бань.

– И чего они хотят?

– На данный момент они просто созерцают.

– Могу их понять, – сказал Кларк. – Ты чудесно выглядишь, Боб.

– Что, правда?

На самом деле, я понятия не имела, как я выгляжу. У меня дома не было зеркал, а вне дома я предпочитала не смотреться в отражающие поверхности. И даже если бы я в них смотрелась, это бы все равно ничего мне не дало, потому что отражалась в них совсем не та я, которую видели окружающие.

Так что я просто умывалась, собирала волосы в хвост и надеялась на лучшее.

– В таких случаях принято говорить, что ты вся светишься изнутри, – хмыкнул Кларк.

– Меня сейчас стошнит.

– Это токсикоз?

– Нет, просто меня мутит от твоего выбора фраз.

– Извини, – сказал Кларк.

– Полагаю, мне стоит к этому привыкнуть, – сказала я. – Пройдет совсем немного времени, прежде чем абсолютно все станут нести при мне эту благостную чушь.

– Скорее всего, – согласился Кларк. – Слушай, я не хотел на тебя давить, Боб. Я как-нибудь перебьюсь и без этого контракта, а ты сделай так, как считаешь нужным и лучшим для себя.

– Это ты, типа, сейчас не давишь?

– Абсолютно.

– Я не хочу снова во все это лезть, Джон.

– Понимаю.

– Прошлый раз обошелся мне слишком дорого.

– Здесь я мог бы заметить, что сейчас тебе как раз представилась возможность выставить счет.

– Я больше не жажду мести.

– А чего ты хочешь?

– Чтобы меня просто оставили в покое.

– Что ж, это вполне законное желание, учитывая обстоятельства, – сказал он. – И я уверен, что в ближайшее время ТАКС вряд ли будет тебя беспокоить.

– Но, – сказала я. – Эта реплика подразумевает, что за ней последует какое-то «но».

– Это чудесное место и оно идеально для того, кто хочет, чтобы его оставили в покое, – сказал Джон. – Но оно слишком маленькое для тебя, Боб. Слишком тесное. И возможно, что оно станет таким же тесным и для твоего ребенка.

– Это ты все еще не давишь?

– Я улечу отсюда в восемь вечера, – сказал Кларк. – С тобой или без тебя. Кстати, мое предложение насчет магазина все еще в силе.

– Бизнес-джет?

– Ну да, – сказал он. – Плачу-то за него не я, а министерство финансов.

– А я думала, ты станешь мне рассказывать, каких ужасов может натворить этот Черный Блокнот, если попадет не в те руки.

– А зачем мне это делать, Боб? Ты – коп, и сама все понимаешь.

– Бывший коп.

– Бывших копов не бывает, – сказал он. – Кстати, могу я задать тебе один, возможно, неприятный, но до сих пор смущающий мой разум вопрос?

– Попробуй.

– Йеллоу-Парк, – сказал он. – Я видел… последствия. Как они сумели тебя остановить? Но если не хочешь, то не отвечай…

– Дело не в том, что я не хочу, – сказала я. – Я не могу. С определенного момента я практически не помню события того дня. И последовавших за ним двух лет. Какие-то неясные фрагменты, обрывки… Все, как в тумане, Джон. И я не уверена, что так уж хочу это вспоминать.

Я знала, что в Йеллоу-Парке произошла бойня, и в роли мясника выступала я. Конечно, тогдашнее руководство ТАКС сделало все, чтобы эта бойня случилась, но с меня это ответственности все равно не снимало. Я не знала, сколько агентов там погибло, но, скорее всего, много.

Включая и директора Доу, которого с тех пор так никто и не видел даже мертвым.

И так, в общем-то, случается каждый раз, когда я беру в руки топор. Во время инцидента в Алабаме Джеремайя Питерс был не единственной моей жертвой.

А о том, у какого количества тяжело и неизлечимо больных, которых спасали его регулярные проповеди, случились рецидивы, я старалась не думать.