– Ради всего святого, попридержи язык, – не выдержала Марилла. – Ты слишком много болтаешь для маленькой девочки.

И Энни принялась придерживать его с такой тщательностью, что Марилла в итоге даже занервничала от её затянувшегося молчания как от чего-то не вполне естественного. Мэттью тоже придерживал язык, но для него это было обычным делом. Словом, завтрак тем утром получился в Зелёных Мансардах до крайности молчаливым.

Энни вскоре впала в рассеянность, ела механически, задумчиво глядя огромными глазами на голубое небо за окном, но, похоже, не видя его. Марилла занервничала ещё сильнее от странного ощущения, будто этот ребёнок, сидящий сейчас у них за столом, одновременно находится как бы не совсем здесь, будто его унесло на крыльях воображения в придуманную далёкую заоблачную страну. Ну и кому нужен здесь подобный ребёнок? Но больше всего Мариллу сбивало с толку, что Мэттью хотел оставить эту девчонку. И вчера хотел, и утром – Марилла это прекрасно чувствовала – не передумал. И дальше со своего не съедет. Такая уж у её брата натура. Вобьёт себе прихоть в голову и цепляется за неё потом с молчаливым, но стойким упорством. И от этого молчания всё засевшее у него внутри приобретает над ним куда больше власти, чем если бы он говорил о своих желаниях и советовался.

После завтрака Энни, выйдя из мечтательного состояния, вызвалась вымыть тарелки.

– А ты умеешь мыть посуду? – осведомилась Марилла.

– Довольно неплохо. А ещё лучше присматриваю за детьми. У меня в этом такой большой опыт! Жаль, у вас нет никого, за кем я могла бы присматривать.

– Ну я как-то не чувствую нужды в детях, за которыми нужно присматривать. Хватит мне и тебя одной. Прямо не знаю, как с тобой дальше быть. Вот уж задачка… Ох, до чего же Мэттью нелепый!

– А я считаю, что он прекрасный, – решительно возразила Энни. – И очень чуткий. И совершенно не возражал, когда я очень-очень много говорила. Ему это даже понравилось. Мне ещё на станции с первого взгляда стало понятно: он родственная душа.

– Да уж, вы оба достаточно странные, если ты это имеешь в виду под родственными душами, – фыркнула Марилла. – Можешь помыть тарелки. Не жалей горячей воды и обязательно вытри их потом как следует. У меня и без этого дел нынче утром достаточно. А во второй половине надо ещё повидаться с миссис Спенсер в Уайт-Сендс. Ты поедешь со мной, там уж всё и решим про тебя. А когда закончишь с посудой, поднимись наверх и убери постель.

С посудой девочка справилась умело и ловко, как отметила про себя Марилла, внимательно следившая за процессом. Несколько хуже вышло с уборкой постели. Энни ещё не научилась как следует взбивать перину, однако и эту задачу в конце концов одолела достаточно сносно, после чего Марилла, стремясь избавиться от её общества, сказала:

– Ну а теперь беги на улицу да развлекайся, пока обедать не позову.

Энни немедленно бросилась к двери. Лицо у неё сияло, глаза светились… однако на пороге она внезапно остановилась, повернулась и снова подошла к столу. Она стояла с таким видом, будто ярко горевшую свечу внезапно загасили колпачком для тушения.

– Теперь-то что стряслось? – удивлённо взглянула на неё Марилла.

– Я не смею выйти, – откликнулась девочка тоном мученицы, решившей отречься от всех земных радостей. – Мне нет смысла любить Зелёные Мансарды, если я не смогу остаться. А ведь я обязательно их полюблю, если выйду и познакомлюсь со всеми этими деревьями, цветами, фруктовым садом и ручьём. Мне и так уже тяжело. Не хочу, чтобы стало ещё тяжелее. Но я так хочу выйти! Всё меня словно зовёт оттуда: «Энни! Энни! Беги к нам скорее! Стань нам подружкой! Поиграй с нами! Ты нам нужна!» Но лучше не стоит. Какой смысл что-то любить, если тебя от этого оторвут? Вот только удержаться ужасно трудно, если оно настолько вам по душе. Правда? Поэтому я так радовалась, когда ещё думала, что стану здесь жить. «Сколько же тут всего прекрасного, и никто у меня теперь этого не отнимет», – тогда казалось мне. Но это был только краткий сон. Он кончился, теперь я уже смирилась со своей долей и выходить не стану. Иначе лишусь смирения. А скажите, пожалуйста, как зовут эту герань на подоконнике?