Слева, за большими амбарами, тянулись по широким пологим склонам поля, и в самом низу их проблёскивала сверкающая синева моря. Энни медленно обводила взглядом прекрасную картину, жадно впитывая её и старясь не упустить ни малейшей детали. В своём сиротстве она повидала немало неприятных мест. А это было настолько прекрасно, насколько ей рисовалось разве что в мечтах.

И она стояла на коленях, отрешённая от всего, кроме захватывающего пейзажа, пока её не заставила вздрогнуть опустившаяся на плечо рука. Это Марилла неслышно для маленькой мечтательницы появилась в комнате.

– Ты должна быть одета, – бросила она сухо, хотя к сухости вовсе не стремилась. Она просто не знала, как говорить с детьми, и от растерянности становилась резкой и раздражённой.

Энни выпрямилась с глубоким вздохом.

– Правда, это совершенно чудесно? – простёрла она руку на прекрасную картину за окном.

– Дерево-то большое, – кивнула на яблоню Марилла. – И цветов на нём вроде много, но плоды выходят всегда никудышные. Маленькие и червивые.

– О, я говорю не только об этом дереве. Оно тоже, конечно, прекрасно, неимоверно прекрасно, а цветёт так, словно для него это самое главное. Но я имею в виду всё остальное. И сад, и ручей, и лес, и вообще целый этот милый мир. Разве вы сами, когда выдаются такие утра, не чувствуете, как вам всё вокруг дорого? Вам тоже кажется, что ручьи удивительно жизнерадостные? Они ведь постоянно смеются. Даже зимой их смех слышен из-подо льда. Я так рада, что возле Зелёных Мансард есть ручей! Вы, наверное, думаете, какая мне разница, если я здесь не останусь, но для меня очень большая разница. Я теперь всегда буду помнить, что в Зелёных Мансардах есть ручей, даже если больше никогда его не увижу. А если бы его не было, меня бы преследовало ощущение, что он должен быть. Сегодня утром я уже не в пучине отчаяния. По утрам у меня такого не бывает. Разве не прекрасно, что существуют утра? Сперва я проснулась и загрустила, но потом представила себе, будто всё-таки вам нужна и мне суждено здесь остаться на веки вечные. Самое худшее, что нельзя представлять всё время. Рано или поздно приходится останавливаться. И тогда становится больно.

– Тебе бы бросить свои фантазии, одеться и вниз сойти, – сказала Марилла, улучив возможность вставить хоть слово. – Завтрак уже готов. Умой лицо и расчеши волосы. Окно оставь открытым. Одеяло откинь в изножье кровати. Постарайся быть умницей.

И Энни продемонстрировала, что, когда надо, вполне умеет быть умницей. Десять минут спустя она уже оказалась внизу, аккуратно одетая, с расчёсанными и заплетёнными в косы волосами, умытым лицом и исполненная приятного ощущения добросовестно выполненных пожеланий Мариллы. Впрочем, не всех. Откинуть одеяло в изножье кровати Энни забыла.

– Сегодня утром жизнь уже не кажется мне столь беспросветной, как прошлой ночью, поэтому я ужасно голодная, – объявила она, усаживаясь на стул, придвинутый для неё к столу Мариллой. – Я так рада, что утро сегодня солнечное, хотя мне любые утра нравятся. Даже дождливые. Вы тоже считаете, что каждое утро по-своему интересно? Проснулся – и совсем ещё не знаешь, каким дальше будет день, есть простор для воображения. Но я рада, что сегодня не идёт дождь. В солнце гораздо легче быть весёлой и справляться с трудностями. А я чувствую, мне сегодня со многим придётся справиться. Когда читаешь книги про разных героев, очень легко преодолевать вместе с ними любые трудности, но, если на самом деле приходится преодолевать, это совсем не так здорово.