Но вместе с тем Вера чувствовала, что поступила правильно. И даже не в отношении Патриции, а больше в отношении Даниэля. Ещё не отдавая отчёта в том, что именно зарождалось между ними, Вера интуитивно не желала ничем компрометировать себя в глазах Брюно. Снаружи он выглядел строгим, недоверчивым, даже немного колючим, чересчур сдержанным, но стоило ему искренне улыбнуться, как он раскрывался по-новому — заботливым и чутким другом. Да, Вере бы хотелось иметь такого друга: который прикроет её, если она опаздывает на работу, который возьмёт на себя смелость оказать какую-то помощь или небольшую услугу. В нём чувствовалось то, что иногда называют «родственной душой», хотя Вера ещё толком не знала Даниэля. Но, возможно, и он ощущал нечто схожее. В любом случае она мысленно извинилась перед ним и поклялась себе, что в субботу приготовит лучшие «щю-и» за всю свою жизнь.

7. Глава 7.

Минут двадцать Вера стояла над чемоданом, гипнотизируя его взглядом, словно от этого количество вещей в нём должно непременно вырасти, ну, или хотя бы выпрыгнет оттуда такая вещица, которая точно подойдёт грядущему случаю. Однако все усилия оказались напрасны: Верин гардероб, и без того скудный, при переезде обмельчал до уровня самых необходимых тривиальных предметов — парочка джинсов, одни из которых уже прошагали по Парижу значительное расстояние, несколько футболок, три свитера и всего одно платье, взятое скорее по нелепой случайности, чем с предусмотренным планом дальнейшего использования. Это платье Вера надевала во время защиты диплома: простое, чёрное из плотной шерсти с длинными рукавами и прямой юбкой до колен. Выбор, мягко говоря, оказался, невелик, а если точнее — у Веры вообще не осталось выбора. Она вытащила платье, расправила его на кровати, стала искать подходящее бельё, но единственный чёрный комплект куда-то запропастился. Вера ума не могла приложить, куда его положила и почему не может найти. В конце концов, она обошлась бельём телесного цвета, натянула платье через голову, распределила ткань по телу и застыла перед зеркалом на стене.

В этом платье можно было одинаково уместно появиться и на похоронах, и на собеседовании. Тем не менее, из всего ассортимента нарядов, и прошлых, и нынешних, лишь это платье с большой натяжкой имело право называться женственным.

Вероника Павловна, бывало, отчитывала дочь за её манеру выбирать костюмы практичные, неброские, нарочито отвергающие шарм и эротизм.

— Ты так никогда не найдёшь себе жениха. Ни один мужчина не посмотрит в твою сторону, — ругалась она, сетуя, что Вера так и не научилась у неё блистательным женским ужимкам, которыми Вероника Павловна так гордилась. — Ты же девочка. Как ты этого не понимаешь? Любой нормальный мужчина влюбляется глазами. Им всем до лампочки, сколько языков ты знаешь и какого цвета у тебя диплом. Мужчине нужна красота и покорность. Понимаешь, Вера? Вера?..

— Вера?.. — негромко позвала Патриция, и Вера обернулась. — У тебя всё в порядке?

— Да, конечно, — поспешила оправдаться Вера.

— Точно?..

Патриция стояла в дверях и рассматривала подругу на расстоянии в несколько шагов.

— А ты точно идёшь к знакомой? — уточнила Флёри.

— Да, конечно, — Вера торопливо увела глаза. — Что за вопрос?

— Вид у тебя какой-то скорбный. К тому же это платье…

— А что с ним не так?

Патриция пожала плечами:

— Всё так. Тебе очень идёт.

— Правда?

— Нет, — призналась Флёри. — Оно прибавляет тебе лет. Ты похожа на школьную училку, которую заставили прийти на светский раут, а ей нечего было надеть, потому она надела то, что не успела доесть моль.