И вот пир окончен. Рабы проворно унесли столы и принесли крате́ры – большие чаши для смешивания вина. Кубки наполнялись до краёв, шум голосов разносился по чертогам, повсюду были слышны радостные восклицания. С золотых потолков свисали лампады и наполняли залу светом, разгоняя ночую тьму. Царица велела подать золотую чашу, украшенную драгоценными камнями, которая принадлежала ещё её отцу, и наполнила её вином, не разбавляя. Гости умолкли.

– О Юпитер, – сказала она, – ты сам установил законы гостеприимства! Сделай же так, чтобы этот день принёс радость и троянцам, и тирийцам! Пусть память об этом дне сохранят потомки! О благая Юнона и ты, Вакх, отец вина, пребудьте сегодня с нами! Вы же, мои гости, наслаждайтесь пиром!

Она выпила из золотой чаши, её наполнили снова, вслед за ней выпил её военачальник, а за ним и остальные знатные гости. Взял в руки золотую кифару Иопад, который учился игре у самого великого Атланта. Он пел о ходе Луны и Солнца, о происхождении людского рода и о появлении животных, о том, откуда взялись дождь и звёзды. О созвездиях Гиад, о звезде Арктур, о Большой и Малой Медведицах, а также о том, почему так короток зимний день и почему не спешит опуститься на землю летняя ночь. Тирийцы и тевкры рукоплескали Иопаду.

Так, среди шумных гостей, коротая ночь в беседах, несчастная царица Карфагена долго впитывала яд Купидона. Она расспрашивала Энея о Приаме и о Гекторе, какие доспехи носил Мемнон, что за кони были у Диомеда и каков был Ахилл.

– Но, – сказала она, – расскажи нам по порядку о злодеяниях данайцев, о бедах твоего народа и обо всём, что с вами приключилось. Ведь уже седьмой год вы скитаетесь по бескрайним морям и по всем концам земли.

Гости смолкли и приготовились слушать. Приподнявшись на своём ложе, Эней проговорил:

– Царица, ты просишь меня воскресить в памяти те ужасные дни. Невозможно без слёз вспомнить о былом величии царства Приама! Несчастная судьба судила мне собственными глазами видеть, как, сокрушённая коварством данайцев, Троя пала. Кто мог бы сдержать слёзы, рассказывая об этом, – будь он даже воином из стана Ахилла с Улиссом? Росистая ночь покидает землю, звёзды гаснут на небосводе и зовут ко сну, да и сама душа моя бежит памяти о тех ужасных событиях. Но если так сильно ваше желание услышать короткий рассказ о последних днях Трои, я начну.

Мы разбили данайцев в битвах, и удача отвернулась от них. После многолетней осады их вожди сделали вид, будто собираются покинуть наши берега, и стали строить исполинского деревянного коня. Конь был прекрасен – сама Паллада своим искусством помогала обшивать его бока резной елью. Они распустили слух, будто строят его во исполнение обета, данного богине, но это была ложь – в его деревянной утробе они спрятали избранных по жребию воинов, снаряжённых и вооружённых до зубов.

Есть недалеко от Трои остров Тенедос; до войны то был богатый и изобильный край, а теперь там лишь пустынные берега и одичалая бухта – в неё-то враг и отвёл свои корабли, а мы, не веря своему счастью, решили, будто он ушёл в Микены! Радостно распахнув ворота, мы высыпали за стены поглядеть на брошенный лагерь и не могли нарадоваться. Вот здесь была стоянка долопов, тут со своим войском стоял Ахилл, здесь – вражеский флот, а там шли кровопролитные битвы. Но больше всего все удивлялись громадному коню – погибельному дару. Тимет, из злого ли умысла, или по наивности, предложил забрать коня в город. Капис и другие, поосмотрительнее и поосторожнее, предлагали сбросить коня в море, сжечь его или по крайней мере пробить его бока и посмотреть, что у него внутри. Начался спор.