- Знаете, это получилось случайно. Навеяло вчерашним разговором о том, кто чего боится. Такое, знаете, совсем детское воздействие, мы его в школе называли «страшилки». Это совсем просто, это даже Линни умела, а у неё само по себе очень мало что получается. Наверное, проще всего сказать, что это иллюзия. Но тому, на кого наслали, кажется, что у него под ухом шепчут, шуршат, дышат, похрипывают, у Муазена вон даже кто-то выл. Только по малолетству дольше, чем на полчаса, у меня никогда не получалось, а сегодня вот как-то выстрелило. На полдня, не меньше.
- И теперь ваши «страшилки» будут проходить где-то в реестрах господина Муазена, как тайная военная разработка, - он рассмеялся. – Но само по себе превосходно, конечно. Слушайте, а вы можете пошуршать таким образом мне?
- Зачем? – изумилась она.
- Хочу узнать, что он почувствовал.
- Ну смотрите, - усмехнулась она. – Глядите мне в глаза, вот так.
Элоиза постаралась сделать это легко. Сейчас в ней не было злости, как днём. Как говорится, шалость и только шалость. После чего встать и отступить в тень, к дивану.
Себастьен не двигался и как будто вслушивался в темноту и тишину ночи. Потом потряс головой. Потом ещё раз. Потом закрыл уши. А потом наоборот – открыл. Выдохнул, закрыл глаза и сел спокойно.
Элоиза подождала несколько минут, потом вернулась к камину и опустилась на пол. Положила руки ему на плечи.
- Посмотрите на меня, - он открыл глаза, она поймала его взгляд в свете каких-то отблесков через окно с улицы, и всё сняла. – И рассказывайте.
- Сначала любопытно. Ну да, шорохи, треск какой-то. В темноте вообще отлично, мне даже не по себе стало, я почти потерялся. Ненадолго. А потом я вспомнил, что это всё вы, и непонятные шорохи сменились шепотом вашего голоса. Неразборчиво, я так и не понял, что этот голос мне говорил, но определённо что-то хорошее. И теперь я хочу знать, что именно, ясно вам? – улыбнулся он.
Вот так, оказывается.
- Я не ожидала, - замотала она головой.
- Но я успел представить, что досталось Муазену. Неприятно. Особенно если не понимаешь, откуда оно взялось. Я-то помнил и понимал. Но любопытно, очень любопытно. И говорите, вам это ничего не стоит? Шалость?
- Вроде того.
- Буду знать. Я правильно понял, глава о фотографиях завершена?
- Да. Вы не обиделись, что я не позвала вас посмотреть?
- Нет. Сначала я подумал, что вправду посмотрел бы, а потом вспомнил, что там не только вы, а ещё другие люди, та же ваша Маргарита, и ваши неизвестные мне приятельницы, и тот странный тип, который лучше бы тоже остался мне неизвестен. Ваши соло-фото я видел, а остальные участники мне без надобности. Вы всё правильно сделали. Никто больше не сможет этими фотографиями никого шантажировать, и точка.
- Но вы снова узнали обо мне такое, что по доброй воле никому не рассказывают, - она испытующе на него смотрела.
- Вы хотите узнать обо мне такое, что по доброй воле не рассказывают? – рассмеялся он.
- Нет, разве что столкнусь невольно.
- Но вы не усомнились, что такое может существовать.
- У вас до нашей встречи была весьма насыщенная событиями жизнь, я это понимаю.
- Хочу надеяться, что я тоже из понятливых, не только вы. Пойдёмте уже спать, сердце моё.
11. 10. Воскресенье
* 29 *
В воскресенье утро случилось где-то ближе к обеду. Не торопились, лежали, обнимались, и даже почти не разговаривали.
Ради кофе, впрочем, встали и выбрались наружу. В маленькой гостиной негромко беседовали, Элоиза с ходу не поняла, кто и с кем. Внутри она с удивлением увидела, кроме Марго, Мари и Адриенну.