Из-за беседки медленно поднимается большая, круглая, зеленая луна.

Снизу с террасы доносятся голоса:

– Сыграем еще партию, Арсений Николаевич.

– Не довольно ли? Уже поздно.

Стук шахмат, падающих в ящик.

– Вера, спой что-нибудь.

– Я устала, Володя.

– Вера Алексеевна, спойте, прошу вас…

Слышно, как Вера садится за рояль.

Люка недовольно двигается в кресле: «Ну, завели шарманку, теперь надолго. А я жди тут…»

Вера поет. Ее легкий голос летит по саду. Такой нежный, такой трогательный. Люка слушает, прижав руки к груди, и вдруг все забывает: свое ожидание, и свое волнение, и то, что ей предстоит этой ночью. Как хорошо поет Вера. Как хорошо…

Верин голос летит все выше и выше над черными деревьями, под зеленой луной. Нет, это не Верин голос, это она, Люка, летит. Как легко, как блаженно, как страшно. Все выше и выше, мимо облаков, мимо звезд в сверкающем воздухе, и уже нельзя дышать, и глаза уже ничего не видят, кроме огромной, зеленой, прозрачной луны.

Пение обрывается.

– Я устала, – жалобно говорит Вера.

Крышка рояля хлопает.

Люка вздыхает, опускает руки. Что это было?.. Она плакала. Она быстро вытирает щеки. Нет, краска с ресниц не потекла.

Внизу двигают стулья. Прощаются. Сейчас, сейчас.

От волнения Люка зажимает уши руками. Кровь шумно стучит в висках. Сейчас, сейчас. Все лягут, и тогда…

Вера тяжело поднимается по лестнице:

– Тише, Володя. Разбудишь Люку.

Верина комната рядом, и через стенку слышно:

– Ты завтра едешь в Париж?

– Да, придется. Я вечером вернусь.

– Посиди со мной, Володя, пока я не засну. Мне грустно.

– Но, Верочка, почему тебе грустно?.. Не надо…

– Ах, я не знаю. Я боюсь. Мне так грустно, так страшно. Знаешь… – Дальше шепот.

Люка нетерпеливо болтает ногами.

Скоро ли угомонятся? Наконец все тихо. Дом спит.

Люка осторожно отпирает дверь, останавливается, ждет… Но все по-прежнему тихо. Она на носках сбегает с лестницы, держась за перила. Темно, если упасть – грохот, весь дом разбудишь. Но по лестнице еще просто, а в темной комнате как найти окно? Люка, будто слепая, шарит вытянутыми руками, только не наткнуться бы на стул. Окно должно быть тут направо. Куда же оно делось? Так вся ночь пройдет. Но рука дотрагивается до холодного стекла. Вот оно, вот оно.

Люка толкает ставни и, подобрав длинное платье, прыгает в сад. Окно высоко, она падает на землю. Ничего, ничего… Люка бежит. Кусты цепляются за длинное платье. Черные тени дрожат на дорожке, черные ветки шумят над головой. Страшно. А что дальше будет? Может быть, вернуться?.. Нет… Ни за что.

Люка бежит по пустой улице. Вот его дача. Неужели калитка заперта и придется через забор? Но калитка открыта. Вот сейчас, сейчас. Надо успокоиться. Что она скажет?.. Как бьется сердце… Он еще не спит, в окне свет. Люка стучит в ставню, и окно распахивается.

– Кто тут? – спрашивает Арсений, всматриваясь в темноту.

Он без пиджака, и воротник расстегнут.

– Это я… – тихо говорит Люка.

– Ты?.. – Его голос вздрагивает от радости. – Я не ждал тебя. Я сейчас открою…

Люка бежит к балкону. Конечно, он не ждал. Но он рад…

Гремит замок. Со стуком соскакивает крюк. Дверь открывается.

Он стоит в освещенном четырехугольнике. Он протягивает ей руки:

– Как же ты смогла выбраться? – И вдруг испуганно отступает назад.

– Люка? Вы? Что случилось? Вера?..

Люка трясет головой:

– Ничего не случилось.

И сразу все становится непонятным и смутным, как во сне. Что такое говорит Арсений?

– Зачем вы здесь, Люка?

– Я пришла к вам.

Ведь он только что так обрадовался…

– Но зачем?

– Я пришла к вам… – Голова начинает кружиться, лучше опереться о стенку, чтобы не упасть. – Я уже была у вас днем.