– Достань чулки, серые, те, с каемкой, знаешь, и платье серое бархатное, – командует Вера из ванной. Вода шумно бежит из крана, и плохо слышно, но переспрашивать нельзя. Вера рассердится. – Рубашку с кружевом. И все надуши.

Вера выходит из ванной розовая и свежая, совсем не похожая на ту, что сидела здесь на кровати. Вера пудрит плечи, руки и грудь.

– Зачем это?

– А тебе что? Не тебя ведь пудрят.

Мелкая легкая пудра летит по комнате. Люка кашляет.

– И ноги тоже?

– И ноги, – насмешливо отвечает Вера. – Ну, давай скорей рубашку.

– Это все так стараются для портнихи?

– Все.

Люка обдергивает Верино платье:

– Какая ты красивая.

Вера печально качает головой. Маленькие серые перья на ее шляпе дрожат.

– Теперь уже недолго.

– Что недолго?..

Но Вера старательно мажет губы перед зеркалом.

– Мама, я готова. Идем. Скажи, сколько времени еще не будет видно?

– Месяцев пять, даже шесть.

Вера надевает шубу.

– Господи, как мало времени осталось. Ах, как мне надо торопиться жить.

Владимир целует ее руку:

– До свидания, Верочка.

– Я, наверное, опоздаю к обеду. Знаешь, в магазинах, у портнихи…

– Ничего, Верочка. Я подожду.

Они втроем спускаются с лестницы. Но на улице Вера вдруг останавливается.

– Вот что, – говорит она смущенно, – я передумала. Я лучше поеду одна.

– Хорошо, хорошо, Верочка, – поспешно соглашается Екатерина Львовна. – Я тоже думаю, мы будем тебе только мешать.

– Приходи вечером, мама.

– Как же так, Вера, а мороженое?

Но Вера, не слушая, останавливает автомобиль. Люка подбегает к ней:

– Я скажу шоферу адрес, а ты садись.

Вера зло смотрит на нее.

– Что ты за мной шпионишь, змееныш? Поезжайте прямо, – говорит она шоферу и захлопывает дверцу.

Люка совсем сбита с толку:

– Отчего она опять рассердилась?

– Не обращай внимания, Люка. Вера очень нервна, это пройдет.

– А мороженое как же? Вера обещала…

Но Екатерина Львовна торопится:

– Тебе пора в лицей, Люка.

На столе две бутылки вина, финики, копченая селедка, плитка шоколада, учебники и тетрадки.

Жанна в гостях у Люки. Люка подливает ей вина, угощает ее финиками, Екатерина Львовна, как всегда, у Веры.

– …Она жила одна в огромной квартире. Одной жить страшно. Она богатая была и все боялась, что ее убьют, никому не верила, – рассказывает Люка шепотом. – Боялась, и убили. Утром нашли в кухне с перерезанным горлом, и все стены в крови. Как раз в Марди-Гра, и маски приходили смотреть. А вечером в доме напротив нашли вторую старуху зарезанную. И думали, тот же убийца. Но это одна зарезала другую, понимаешь? А потом и себя. Вечером в Марди-Гра. Под окнами танцевали Пьеро, играли на бумажных дудках. А соседи видели, как старуха накануне стучалась. И пряталась под зонтик, чтобы ее не узнали. Под зонтик, хотя дождя не было. А та с балкона смотрела: «Это вы? Что давно у меня не были?» – и сама впустила… Зонтик, а дождя не было, – повторяет Люка. – Как приятно, даже в горле щекочет. Зонтик. Большой зонтик. Под ним вдвоем идти можно. – Люка на минуту задумывается. – А ее все-таки видели… И зонтик не помог. Сама зарезалась бритвой, а не то бы гильотина.

Жанна испуганно смотрит на нее:

– Ты это выдумала?

– Нет, я в газете читала. Хочешь, еще расскажу?

– Нет, нет, пожалуйста, не надо. Я боюсь. Мне ночью приснится.

Люка хохочет:

– Трусиха, – и серьезно прибавляет: – Я тоже иногда боюсь ночью, но только не убийц. Что же ты не пьешь?.. Не вкусно?

Жанна пьет, потом вдруг тяжело и беспомощно кладет голову на стол и плачет:

– Ах, Люка.

Люка трясет ее за плечо:

– Ну, Жанна, ну что с тобой? Хочешь воды? Съешь шоколаду, пройдет.